ЖИТИЕ И ПОДВИЗИ ВЪКРАТЦЕ СТАРЦА КАСИАНА, РЕКОМАГО БОСОГО, ИЖЕ БЫСТЬ ВО ИОСИФОВЕ МОНАСТЫРѢ,[1]
О НЕМЖЕ СЛЫШАХ ПРЕЖЕ МЕНЕ БЫВШИХ, ИНОЕ ЖЕ СВОИМА ОЧИМА ВИДЪХЪ
ВКРАТЦЕ О ЖИТИИ И ПОДВИГАХ СТАРЦА КАССИАНА, ПО ПРОЗВАНИЮ БОСОГО, ЧТО БЫЛ В ИОСИФОВЕ МОНАСТЫРЕ, О КОТОРОМ СЛЫШАЛ Я ОТ БЫВШИХ ПРЕЖДЕ МЕНЯ <ИНОКОВ>, А ИНОЕ И СВОИМИ ГЛАЗАМИ ВИДЕЛ
Сей убо честный старец родомъ града Переславля, от родителей православных, Козма бѣ имя ему. И егда дошедъ съвершена возраста, и бысть силою крѣпок и мужественъ, и съводворяяся с жывущими въ царской полате. И его ради мужества, и крѣпости, и силы позна его и самодержець, князь велики Иванъ Васильевич всея Русии,[2]
иже
и научи его, самодержьца, праволучно стрѣлы пущати по знамени, и сего ради бысть от дрьжавнаго в чести и въ брежении.
Сей честной старец родился в городе Переяславле у православных родителей, Козьма было его имя. И когда достиг он совершеннолетия, то сделался физически крепок и мужественен и стал бывать у тех, кто жил в царских палатах. И за его смелость, и отвагу, и силу стал известен он и самодержцу, великому князю всея Руси Ивану Васильевичу; Козьма научил его, самодержца, метко стрелять в цель, и за это державный правитель оказывал ему честь и заботился о нем.
И сей Козма нѣкогда разсуди суету мира сего, и честь, и славы его, и позна, яко преходна суть, и в небытие преходить, и, яко дым, въскорѣ по воздуху
изчезает, и прииде в монастырь къ преподобному игумену Пафнутию, иже в Боровьскѣ.[3]
Преподобный же, видя его, яко от усердьства от мира сего отбѣгша, постриже его во иноческый образ и нарече имя ему Касианъ; и бысть у старца в послушании. Преподобный же зело любя его за его смирение, и послушание, и за великиа труды его.
Но однажды этот Козьма осознал суету сего мира, и чести его, и славы, и понял, что они преходящи, и в небытие уходят, и, как дым, исчезают скоро в воздухе, и <поэтому> пришел он в монастырь к преподобному игумену Пафнутию, что в Боровске. И преподобный, видя, что он из усердия <пред Богом> бежит от мира, постриг его в монахи и нарек его Кассианом; и был Кассиан у старца в послушании. Преподобный же очень любил его за его смирение, и послушание, и за великие его труды.
Старцу же Иосифу в та времена уставъ держащу, и видя его старець Касиянъ живуща житиемъ крѣпкым, пребывая вь постѣ и въ молитвах, паче же въ велицем послушании преподобнаго игумена Пахнутиа, и прилепися к нему духовною любовью о Христѣ. Старец же Иосиф нача помышляти, дабы опщее житие устроити, еже бы в кѣлиах здравым и могущимъ не ясти, ни паки пити или что снѣдноимѣти, но все бы трапезою и равностию довлѣтися; такоже и одежа, и обуща — все бы имѣти обще, своего же никако не имѣти, но украшатися безоимѣниемъ и равностию, — якоже бысть и въ апостолѣхъ, иже во мнозѣхъ телѣсѣхъ яко едина душа, иже есть имѣние всѣмь равно и телесное требование обще всѣмъ, — еже не услажатися мира сего красотами, но имѣти в памяти, еже о души попечение и како изьбыти мукы вѣчныя.[4]
Сказа
же сей помыслъ и Касиану-старцу,
и отвеща Касиян: «Богъ и Пречистая Богородица твой помыслъ дѣлом соврьшитъ, а яз с тобою же».
А старец Иосиф в то время был уставщиком, и видел старец Кассиан, что он живет строгим житием, пребывая в посте и молитвах, и особенно — в великом послушании у преподобного игумена Пафнутия, и привязался к нему духовной любовью Христовой. И начал помышлять старец Иосиф, дабы общежительную жизнь устроить, чтобы здоровым и сильным в кельях не питаться, а также не пить и не иметь чтолибо съедобное, но всем бы совместной на трапезе и равной для всех пищей удовлетворяться;
также
и одежду, и обувь — все бы иметь общее, своего же <ничего> ни коим образом не иметь, но украшаться нестяжанием и равенством, — как было у апостолов, у которых во многих телесах была как бы одна душа, у которых было имущество, одинаковое для всех, и телесные нужды, общие для всех, — чтобы не услаждаться мира сего красотами, но иметь в памяти заботу о душе и думать, как избежать вечной муки. И сказал Иосиф об этом помысле Кассианустарцу, и ответил Кассиан: «Бог и Пречистая Богородица претворят в дело твой замысел, а я с тобою буду».
И егда же преподобный игуменъ Пафнутие отъиде к Господу, и понудиша на игуменъство старца Иосифа;[5]
и паки Иосиф не преста помышляя, дабы совершити свой помыслъ; и бысть их о сем в совѣте седмь.[6]
И начяша его совѣтникы понужати Иосифа, дабы прешел русскыя обители[7] и лучша изобралъ ко спасению душам, а собя бы нигдѣ знаема не учинил. Игуменъ же Иосифъ послуша их совѣта, и взя с собою единого от совѣтник своих — старца Герасима, пореклу Черного,[8]
и проиде вся большая обители; и не познаша его ни во единомъ монастырѣ. Егда же прииде на Бѣло езѣро во обитель святого великаго чюдотворца
Кирила,[9]
и полюби предание и закон, еже предаде преподобный, узаконоположи, и како братия пребывают по заповѣди и преданию святаго чюдотворца Кирила, и великою радостию духовною возрадовася, яко обрѣте, яже помышляше.
И когда преподобный игумен Пафнутий отошел к Господу, то убедили принять игуменство старца Иосифа; и снова Иосиф не переставал помышлять о том, чтобы претворить <на деле> свой замысел; и было их, советовавшихся об этом, семь человек. И начали его единомышленники убеждать Иосифа, чтобы обошел он русские монастыри и отобрал все лучшее, что способствует спасению душ, а свое бы имя нигде не открывал. И игумен Иосиф послушался их совета, и взял с собой одного из своих советчиков — старца Герасима, по прозванию Черного, и обошел все крупные обители; и не узнали его ни в одном монастыре. Когда же пришел он на Белое озеро в монастырь святого великого
чудотворца Кирилла, то понравились ему обычаи и правила, которые заповедал и узаконил преподобный, и как братия живет по завету и преданию святого чудотворца Кирилла, и возрадовался он великой духовной радостью, ибо обрел он то, о чем помышлял.
И егда прииде на мѣсто, идѣже нынѣ Пречистыя обитель, и бысть знамение:[10]
освѣти молниа, паче солнечнаго свѣта, солнцу же сияющу, а воздуху свѣтлу сущу; бысть же сиа яко от полудьни. И полюби игуменъ Иосифъ мѣсто, и начя тружатися с немногою братиею, и пребывая въ великих трудѣхъ, в постѣ и в молитвах.
И когда пришел он на место, где ныне обитель Пречистой, то было знамение: осветила <то место> молния, ярче солнечного света, в то время как солнце сияло и воздух был светел; и было это около полудня. И полюбил игумен Иосиф то место, и начал трудиться <здесь> с немногою братиею, и пребывал в великих трудах, в посте и в молитвах.
Сей же старець Касиянъ, о немже нам слово, прииде на другой год ко Иосифу, и видя старца игумена Иосифа и с нимъ братию в великих трудѣхъ стражуща, и поревнова имъ духовною ревностию, и нача с ними тружатися. И возложи на собя пансыр,[11]
под
свитку
на наго тѣло, и пекий хлѣбы на братию. Правило же его бысть в кѣлье — 6000 молитов Исусовых[12] и тысяща поклонов. И егда же разсыпася пансыр, он же возложи на собя веригы тяшки зѣло,[13]
— и тако тружаяся и постяся.
А сей старец Кассиан, о котором наш рассказ, пришел к Иосифу на другой год, и увидел старца игумена Иосифа и бывшую с ним братию, пребывающих в великих страдных трудах, и возревновал им духовной ревностью, и начал с ними трудиться. И возложил на себя Кассиан панцирь, под рубашку на нагое тело, и пек хлеб на братию. А правило его было келейное — 6000 молитв Иисусовых и тысяча поклонов. А когда рассыпался панцирь, то он возложил на себя очень тяжелые вериги, — и так трудился и постился.
И прииде ему помыслъ, дабы четыредесят дней не ясти, ни пити, ни паки возлещи на ребрех. И сиа ему наченшу, и пребысть тако дьни 12, и изнеможе. И увѣдевшу же сиа игумену Иосифу, и, пришед, запрети ему не тако чрез силу тружатися. Он же пакы чрез день вкушая хлѣбъ и воду, овогда же и чрез два дьни, и дотолика тако тружаяся, еже от очию ему и свѣт омрачися. И в та времена бысть у него ученик — старець Иона Голова, пореклу Пушечниковъ,[14]
и той
вожаше
его
к пѣнию.
И тако пребысть 30 дьней не видя, водим учеником. Видя же сия Иосифъ-игуменъ и позна, яко от великихъ трудовъ ему и поста сиа бысть, и паки запрѣти великимъ запрещениемъ. Он же послуша Иосифа, и мало от поста ослаби, и отздраве очима.[15]
И пришла ему мысль, чтобы сорок дней не есть, не пить и, кроме того, не спать лежа. И когда он начал это, то провел так 12 дней, и изнемог. И когда узнал об этом игумен Иосиф, то, прийдя, запретил ему так через силу трудиться. Он же снова через день стал принимать хлеб и воду, а иногда и через два дня, и до тех пор так трудился, что в очах его и свет померк. И в то время был у него ученик — старец Иона Голова, по прозванию Пушечников, и тот водил его к церковной службе. И так пребывал Кассиан 30 дней ничего не видя, водимый учеником. И увидел это Иосиф-игумен, и понял, что это от великих трудов и поста с ним сталось, и снова запретил ему <это делать> великим запрещением. И Кассиан послушался Иосифа, и немного ослабил пост, — и выздоровели его глаза.
И паки посем не во мнозѣ времени впаде в немощь, и отняшяся у него ногы, яко не мощи ему ни ступити, и тако, ползая, исполняше свою телесную нужу. И во единъ от то дьни лежащу ему и молящуся Пречистой Богородици, и начаша звонити Литоргию, он же, лежа, възрѣвъ на образ Пречистыя Богородица, держащаго на руку Създателя всего мира, Превѣчнаго Младенца, и, прослезися, нача глаголати: «О Пречистыя Госпоже Владычице, Мати Божиа, аще мидаси на ногах своих ходити, донели живъ буду, никакоже обую сапогъ на ногу мою, ни пакы шубу на грѣшное тѣло мое и до кончины живота моего». И абие в той чяс воста, и, яко лежа, тако и потече скоро въ божественую церковь, и многы слезы точя, благодаря Пречестную Богоматере. И тако нача ходити, и до кончины живота своего не измени обѣта своего, еже обѣщася Пречистой Богородици: якоже лѣте, тако и зимѣ бысть, и во единой ризѣ хождаше. Нѣкогда же зима бысть многомразна, яко и птицам зябнути, он же никакоже на собя что прибави, но тако терпя, глаголаше собѣ: «Терпи, грѣшный Касиане, терпи! Горек мраз, но сладок рай, и аще не нынѣ умремъ, умрем же всяко». И тако терпя до отпущениа
божественаго пѣниа, еще бо в та времена теплыа церкви не бѣ.
А затем вновь, спустя немного времени, он впал в немощь, и отнялись у него ноги, так что не мог он даже ступить и, ползая, исполнял свои телесные потребности. И в один из дней, когда он лежал и молился Пречистой Богородице, начали звонить к Литургии, а он, лежа, взглянул на образ Пречистой Богородицы, держащей на руках Создателя всего мира, Превечного Младенца, и, заплакав, начал говорить: «О Пречистая Госпожа Владычица, Матерь Божия, если ты дашь мне на ногах своих ходить, пока буду жив, никогда не надену я сапог на ноги мои, ни шубы на грешное тело мое до конца жизни моей». И вдруг в тот же час встал, и, как лежал, так быстро и устремился в Божию церковь, и, многие слезы проливая, благодарил Пречестную Богоматерь. И так начал он ходить, и до конца жизни своей не изменил своего обета, что обещал Пречистой Богородице: как летом, так и зимой, в одной монашеской ризе ходил. И однажды зима была такая морозная, что и птицы замерзали, а Кассиан никак не хотел что-либо прибавить к своей одежде, но так терпел, говоря себе: «Терпи, грешный Кассиан, терпи! Горек мороз, но сладок рай, и если и не сегодня умрем, то все равно умрем». И так терпел он до конца божественной службы, ибо еще в те времена теплой церкви не было.
И егда же въ старости постиже его и немощь, — бѣ бо ему от роду 90 лѣт, — и видя его братиа уже тѣлом изнемогша, сняша с него вериги, и не хотяща ему, и сковаша в них чепи ко кресту, иже и донынѣ на церкви над колоколы. И егда же онъ устрабися от болѣзни; повелѣ паки иныя сковати, но тяшки не потолику, и паки возложи на ся, — и тако пребысть в нихъ, тружаяся, и до кончины живота своего.
И когда в старости постигла его немощь, — а было ему от роду 90 лет, — и увидели его братья уже телом изнемогшего, сняли они с него вериги, хотя он и не хотел этого, и выковали из них цепи к кресту, что и доныне на церкви над колоколами. Когда же Кассиан оправился от болезни, то повелел вновь другие вериги сковать, но не такие тяжелые, и снова возложил их на себя, — и так пребывал он в них, трудясь, и до кончины своей.
О кресщении царя, великого князя Ивана Васильевичя всея Русии[16]
О крещении царя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича
И бысть егда родися дрьжавному великому князю Василию Ивановичю всея Руси сынъ[17] — царь и великий князь Иванъ Василиевич всея Русии; дрьжавный же государь всея Руси, князь великий Василье, возрадовася великою радостию, зело бо о семъ много лѣт моляся, и постяся, и по монастырем великиа милостыня посылая.[18]
Богъ
же услыша молитвы его. И егда получи желаемое, посылает старца Тихона Зворыкина[19] во Иосифовъ монастырь с великим
смирениемъ къ старцу Касияну, дабы принял от святыя купѣли сына его, великого князя Ивана. Сиа же старцу Касияну слышавшу от старца Тихона, яко родися великому князю сынъ, бяше убо уже старец въ велицей немощи и въ старости; и скоро воста от постеля своея, и ставъ предо образом Божиим, и воздаде благодарение и славу Богу, и возрадовася духовною радостию, яко государь желаемое получи, и земля Руская не опустѣ, и род православных царей рускыхъ не оскудѣ. И паки возлеже, и нача радоватися, и глаголаше: «Еще Богъ Рускиа земля не забылъ».
Это было, когда родился у державного великого князя всея Руси Василия Ивановича сын — царь и великий князь всея Руси Иван Васильевич; и державный государь всея Руси, великий князь Василий, возрадовался великой радостью, так как очень об этом много лет молился, и постился, и по монастырям
большие милостыни посылал. И Бог услышал молитвы его. И когда государь получил желаемое, то послал он старца Тихона Зворыкина в Иосифов монастырь к старцу Кассиану, с великим смирением <прося>, чтобы принял тот от святой купели сына его, великого князя Ивана. Когда же старец Кассиан услышал от старца Тихона, что родился у великого князя сын, был он уже в великой немощи и старости; и быстро встал он с постели своей, и, став перед образом Божиим, воздал благодарность и славу Богу, и возрадовался духовной радостью, что государь получил желаемое, и не опустела земля Русская, и род не оскудел православных царей русских. И снова возлег он, и стал радоваться, и говорил: «Еще Бог не забыл Русской земли».
Тиханъ же сказа ему приказ дрьжавнаго, яко: «Велѣлъ тобѣ принять от святыя купѣли сына своего, великаго князя Ивана». Он же усумнѣся и рече: «Кто есмь аз и откуду, яко деръзнути ми на толикое дѣло великое, не мощно ми и помыслити, кто есмь аз, грѣшный?» Видя же его старець Тихонъ ни мало уклонна, возвѣщаеть игумену Нифонту[20] и всѣмъ преимущим старцем, сказа же имъ и прещение дрьжавнаго. И слышав сиа игумен и старцы таков приказ от боголюбиваго государя и милостиваго царя, и с великим трепетом потекоша, и начаша молити старца Касияна, еже не ослушатися боголюбиваго государя. Он же послуша их и рече: «Буди Божиа воля!»
Тихон
же передал ему приказ державного государя: «Велел он тебе принять от святой купели своего сына, великого князя Ивана». А старец усомнился и
сказал:
«Кто
я и откуда, чтобы осмелиться мне на такое великое дело, нельзя мне и подумать об этом, кто я есть, грешный?» И когда старец Тихон увидел, что Кассиан совсем не склонен к этому, он сообщает это игумену Нифонту и всем соборным старцам, передав им и приказ самодержца. И услышали игумен и старцы, что таково повеление боголюбивого государя и милостивого царя, и с великим трепетом поспешили они к Кассиану, и начали молить старца не ослушаться боголюбивого государя. Он же выслушал их и сказал: «Да будет Божья воля!»
И егда приеде старець Касианъ во град Москву, и увѣдѣ государь его приѣздъ, и того часа скоро самъ дрьжавный государь всея Русии приѣде на подворие монастырьское. И егда узрѣ старца Касьана, и снемь царскый венець со главы своея и поклонися, глаголя: «Честный старче Касияне, кланяюся тобѣ на твоих великих трудех, еже в толицей старости и немощи не ослушася нашего слова и бысть ми сопричастникъ радости моей. И нынѣ тобѣ челом бию: приими от святыя купѣли во святѣмь кресщении на руки своя Богомъ дарованнаго ми сына Ивана вашихъ ради молитовъ». Старець же Касиянъ слыша сиа и рече: «Буди, царю дрьжавный, Божия воля и твоя, государя всея Русии». И посла его князь велики с великою честию и брежениемь с сыном своим, великим княземъ Иваном, в честную святую обитель Живоначалныя Троица великаго чюдотворца Сергия.[21]
Игуменъ же бысть тогда во святѣй той обители старець Иасаф, еже и бысть митрополит послѣ.[22]
И когда прибыл старец Кассиан в город Москву, и узнал государь о его приезде, то быстро, в тот же час, сам державный государь всея Руси приехал на монастырское подворье. И когда увидел он старца Кассиана, то снял царский венец с главы своей и поклонился, говоря: «Честной старец Кассиан, кланяюсь тебе за твои великие труды, что в такой старости и немощи не ослушался нашего слова, стал сопричастником моей радости. А ныне бью тебе челом: прими на руки свои от святой купели при святом крещении Богом дарованного мне ради ваших молитв сына Ивана». Старец же Кассиан, услышав это, ответил: «Да будет, державный царь, Божья воля и твоя, государя всея Руси». И послал его великий князь с большими почестями и заботой с сыном своим, великим князем Иваном, в честную святую обитель Живоначальной Троицы великого чудотворца Сергия. А игуменом был тогда в святом том монастыре старец Иоасаф, который после был митрополитом.
Егда же крестиша царя, великого князя Ивана Василиевичя всея Русии, и прияста его от святыя купѣли архимандрит Данила Переславьский и старец Касиян,[23]
и даста на руки отцу его, великому князю Василью Ивановичу, всея Русии самодерзцу; боголюбивый же великий князь приим сына своего у старца Касияна с великою радостию, что желаемое у Бога получил. И егда же приѣхаша во град Москву, что же боголюбивый и милостивый отець его, князь великий Василие Иванович всея Русии, от великиа радости на многых побѣдных милость показа: овѣх от казни смертныя свободи, а инѣхъ ис темницы пусти; и во вся монастыри посла милостыню. И во всем граде Москвѣ бысть благоденьство и радость неизреченная; и не токмо же сиа бысть на Москвѣ, но и во всей Русской земли. Архимандрита
же и старца же Касияна великому чрежению и чести сподоби, и великими дарованми одари, и отпущаеть ихъ во своя.
И когда крестили царя, великого князя всея Руси Ивана Васильевича, то приняли его от святой купели архимандрит Данила Переяславский и старец Кассиан и передали на руки его отцу, великому князю Василию Ивановичу, всея Руси самодержцу; и боголюбивый великий князь принял сына своего у старца Кассиана с великой радостью, что получил желаемое у Бога. А когда приехали они в город Москву, то боголюбивый и милостивый отец его, великий князь всея Руси Василий Иванович, от большой радости многим несчастным
милость оказал: одних от смертной казни избавил, а других из темницы выпустил; и во все монастыри послал милостыню. И во всем городе Москве было благоденствие и радость несказанная; и не только в Москве это было, но и по всей Русской земле. А архимандрита и старца Кассиана государь удостоил великой заботы и чести, и одарил большими дарами, и отпустил их восвояси.
И послѣ того поживе старець Касиянъ полтретя года, и отоиде с миромъ к Господу. Бысть же всѣхъ лѣт от рожениа его 90 и 3. Богу нашему слава нынѣ и в бесконечныя вѣки вѣком. Аминь.
И после того прожил старец Кассиан два с половиной года, и отошел с миром к Господу. Было же всех его лет от рождения 90 и 3. Богу нашему слава ныне и в бесконечные веки веков. Аминь.
И бысть нѣкогда загорѣся кровля, иже на трапѣзѣ древяный верхъ
И однажды загорелась кровля, деревянная крыша на трапезной
И егда зѣло разгорѣся, и воста великий вѣтръ и начя пламень клонити на кѣлиа, иже близ трапезы стоят. И бысть толикъ жаръ, яко вмалѣ не заняшася кѣлии пламенем. Мнѣ же в та времена лучися быти в келарехъ,[24]
и зрящу ми толику бѣду, и не домышляхся, како пособити. И текох скоро к старцу Касияну, и падох пред нимъ, и начяхъ молити его со слезами, дабы помолился Господу Богу и Пречистой его Богоматери. А ему стоящу у дверей в кельи своей, и обратився ко образу Пречистыя Богородица, держащаго на руку своею Прѣвѣчнаго Младенца, иже стоит в кѣлии его, и рече: «Пречистая, Пречистая! Возлюбила еси мѣсто сие, попусти же наказание с милостию». И сотвори «Достойно», и прослезися, и, обратився ко мнѣ, рече: «Не бойся, не оскорбит нас Пречистая выше нашия мѣры». И абие в той час обратися пламень на другую страну, и паки начя пламянь вихромъ витися вверхъ, инаго ничего не повреди, и тако паки и пагасе от собѣ.
И когда она сильно разгорелась, то поднялся большой ветер и начал направлять огонь на кельи, что стоят около трапезной. И был такой жар, что едва не занялись кельи пламенем. А мне в то время случилось быть в келарях, и, когда я увидел такую беду, не мог догадаться, как помочь. И устремился я к старцу Кассиану,
и пал пред ним, и начал слезно просить его, чтобы помолился он Господу Богу и Пречистой его Богоматери. А он стоял у дверей в своей келье и, обратившись к образу Пречистой Богородицы, держащей на руках своих Превечного Младенца, — эта икона находится в его келье, — сказал: «Пречистая, Пречистая! Возлюбила ты место это, так пошли же наказание с милостью». И прочел «Достойно», и прослезился, и, обратившись ко мне, сказал: «Не бойся, не причинит нам страдания Пречистая выше нашей меры». И тотчас же повернуло пламя в другую сторону, и затем пламя стало вихрем виться вверх, ничего другого не повредив, а потом так и погасло само собой.
О преставлении старца Касияна Босово
О преставлении старца Кассиана Босого
Благородному и христолюбивому государю, великому князю Василию
Ивановичю, всея Русии самодержцу, Пречистыя обители Иосифова монастыря грѣшный чернець, игумен Нифонтъ со священники и зъ братиею челом биет. Прислал еси, государь, ко мнѣ, к своему нищему, велелъ отписать, коим обычаем старца Касияна не стало. И дал Богъ, государь, по житие его и конец хрестияньской. День за десять и болши до преставлении его мало понемог, а в суботу мясопустную[25] по меня прислал: велѣл себѣ покаяния проговорити; а сам старец Касиян за мною говорил слово в слово и прочее извещение в совершенне разуме; и все правило ему отправили причастьное. И егда прииде священник и зъ Божественым таинством, и Касианъ стрѣтил святая в сѣнех и Божественых
Таин причастился со страхом и радостию. И потом с пятка на суботу сырные нѣдели[26] паки причастися Божественых Тайнъ, и после того устрабися; и нѣции от братии начаша к нему приходити, желающе получити от него благословения и прощения; и он с ними бесѣдоваше кротко, обрадованным образомъ когождо нас от скорбий утѣшая. И во время вечерняго собрания в нѣделю повелѣ у собя говорити вечерню, и потом повелѣ начати правило на исход души. И на втором кануне третей пѣсни и духъ Богу предаде. И язъ тебѣ, государю, священники и з братиею — всѣ соборнѣ челом бием, и должне Бога молити о твоем здравии и о спасении,и о твоей благовѣрной великой княгине Еленѣ,[27]
и о вашем сыне и нашемъ государе, благовѣрном князе Иване Васильевиче.
Благородному и христолюбивому государю, великому князю Василию
Ивановичу, всея Руси самодержцу, обители Пречистой Богородицы Иосифова монастыря
грешный чернец, игумен Нифонт со священниками и с братиею челом бьет. Прислал ты, государь, ко мне, к своему нищему, и велел написать, каким образом старца Кассиана не стало. А дал Бог, государь, по житию его и конец христианский. Дней за десять или больше до кончины его немного поболел, а в субботу мясопустную прислал за мной: велел проговорить себе чин покаяния; и сам старец Кассиан говорил за мной слово в слово и другое, что я произносил, в полном разуме; и все положенные молитвы совершили ему причастные. И когда пришел священник с Божественными дарами, то Кассиан встретил
святыню в сенях и Божественных Тайн причастился со страхом и радостью. И потом с пятницы на субботу сырной недели вновь причастился Божественных Тайн, и после этого он поправился; и некоторые из братии начали к нему приходить, желая получить от него благословение и прощение; и он с ними беседовал кротко, с радостным видом каждого из нас от скорбей утешая. И во время воскресного сбора на вечерню повелел у себя совершать вечерню, а потом велел начать чтение обычных молитв на исход души. И на втором каноне третьей песни отдал Богу душу. И я тебе, государь, со священниками и с братиею — все соборно челом бьем, и должны мы Бога молить о твоем здравии и спасении, и о твоей благоверной великой княгине Елене, и о вашем сыне и нашем государе, благоверном князе Иване Васильевиче.
В лѣто 7040 (1532), мѣсяца февраля 11, на паметь святого священномученика Власья,[28]
в нѣделю сыропусную, в десятый час дьни[29] преставися старець Касьянъ Босой, восъприемник от святыя купели въ святѣмъ крещении царя, государя, великого князя Ивана Васильевича, всея Русии самодержца.
В 7040 (1532)год, 11 февраля, на память святого священномученика
Власия,
в неделю сыропустную, в десятый час дня преставился старец Кассиан Босой, восприемник от святой купели в святом крещении царя, государя, великого князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца.