МѢСЯЦА МАИЯ ВЪ 15 ДЕНЬ, НА ПАМЯТЬ ПРЕПОДОБНАГО И БОГОНОСНАГО ОТЦА НАШЕГО ПАХОМИЯ ВЕЛИКАГО.[1]
УБИЕНИЕ СВЯТАГО И БЛАГОВѢРНАГО ЦАРЕВИЧА, КНЯЗЯ ДИМИТРИЯ ИОАННОВИЧА, УГЛЕЦКОГО И МОСКОВСКОГО И ВСЕА РОСИИ ЧЮДОТВОРЦА
МЕСЯЦА МАЯ В 15-Й ДЕНЬ, НА ПАМЯТЬ ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО ПАХОМИЯ ВЕЛИКОГО. УБИЕНИЕ СВЯТОГО И БЛАГОВЕРНОГО ЦАРЕВИЧА, КНЯЗЯ ДИМИТРИЯ ИОАННОВИЧА, УГЛИЧСКОГО И
МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РОССИИ ЧУДОТВОРЦА
Сей
благовѣрный царевичь князь Димитрий родися от благочестиваго царя и великаго князя Иоанна Васильевича, всеа Росии самодержца, иже от Августа римскаго кесаря[2] корене изшедша. Царю же Иоанну Василиевичю доволно бѣ держащу скипетро Российскаго государьства, и от жития сего в вѣчьную жизнь преставльшуся,[3]
сему
же сыну его, царевичю Димитрию, младу сущю оставшюся — от рождения своего году и полъ.[4]
И приемлет царство по отцѣ своемъ старѣйший братъ его, благовѣрный царевичь Феодор Иоанновичь,[5]
и начатъ добрѣ царствовати, паче же боятися Бога и заповѣди его творити, от юности бо еще имѣя страхъ Божий во сердцы своемъ, и всегда уклоняяся от шуяго на десное, и умъ свой вперяя к Богу, о житейских же попечении мало внимая. Благовѣрному же царевичю Димитрию немного время пребывшу во своем отечествѣ, в царьствующемъ градѣ Москвѣ, понеже братъ его царь Феодоръ Иоанновичь даровалъ ему, и с рождьшею его материю,[6]
во удѣлъ градъ, зовомый Углечь, да пребываетъ тамо во своемъ пространствии, и бысть тако.
Этот
благоверный царевич, князь Димитрий, родился от благочестивого
царя и великого князя Иоанна Васильевича, всея Руси самодержца, что произошел от корня римского кесаря Августа. Когда же царь Иоанн Васильевич, довольно подержав скипетр Российского государства, от жизни сей в жизнь вечную преставился, этот сын его, царевич Димитрий, остался младенцем — от рождения своего полутора лет. И принимает царство после отца своего старший брат его, благоверный царевич Федор Иоаннович, и начинает как подобает царствовать, особенно же Бога бояться и заповеди его исполнять, ибо еще с юности имел он страх Божий в сердце своем, и всегда склонялся от неправого на правое, и ум свой устремлял к Богу, в житейские же заботы мало вникал. Благоверный же царевич Димитрий недолгое время пробыл на своей родине, в царствующем граде Москве, поскольку брат его, царь Федор Иоаннович, даровал ему, <вместе> с родившей его матерью, в удел город, называемый Углич, чтобы он жил там, в своем владении, и совершилось так.
Бысть
же у царя и великого князя Феодора Иоанновича ближний ему приятель и шуринъ, зовомый Борисъ Годуновъ,[7]
многосмысленъ и разуменъ зѣло. И видѣ царь остроумие его и разумъ, и возложи на него все царьство правити и строити, сам же пребывая в непрестанныхъ молитвах и во псалмопѣниих мнозѣх.[8]
Той
же Борисъ нача всѣмъ владѣти и во всемъ волю свою творити, благовѣрному же царевичю князю Димитрию Иоанновичю пребывающу во градѣ Углѣче и много утѣснение и досады терпя от того Бориса. Искони бѣ ненавидяй рода человѣческаго древний змий, Сатана, иже николиже никому содѣваетъ добро, но выну сотворяетъ зло, вложи убо во умъ тому Борису, еже чрезъ велию сытость насытитися величества и славы, и влагаетъ ему во сердце злую мысль и ненависть, еже той царский корень искоренити и самому сѣсти на престолѣ царьстѣмъ. И паки нача на нь помышляти, аки Каинъ на Авеля,[9]
и искаше вины, како бы его смерти предати, зане за очима царевыма бяше. И о семъ убо Борисъ прием к себѣ в злый совѣтъ той нѣкоторого именемъ Михаила Битяговского[10] и сына его Данилка и племянника его Никитку Качалова и нѣкую жену, зовому
Василису Волохову, живущу всегда у лица благовѣрнаго царевича князя Димитрия Иоанновича, иже у него вящшая бысть болярони,[11]
и прочих подобных имъ, иже самоизволших себѣ огнь стяжати негасимый. И много с ними ухищрение творя на незлобиваго сего отрока, како бы его тайно смерти предати и отравами отравити,[12]
обѣщавая же имъ всегда чести многы и богатства велика, дабы ту злую волю его сотворили, и таковое свое желание хотя совершити в конецъ сицевымъ образомъ. Хотяше бо всѣх людей утаитися таковымъ своимъ ухищрениемъ, но рождьшия, ближных его приятелей и доброхотовъ облюдения, паче же Божественаго ради хранения не возможе тѣмъ своимъ коварствомъ таковѣй смерти предати его, не у бо еще в то время концу дошедшу.
Был же у царя и великого князя Федора Иоанновича близкий ему сторонник и шурин по имени Борис Годунов, очень смышленый и разумный весьма. И царь, видя остроту ума его и разум, поручил ему всем царством править и обустраивать его, сам же пребывал в непрестанных молитвах и в частом пении псалмов. Тот же Борис стал всем владеть и во всем волю свою творить, а благоверный царевич князь Димитрий Иоаннович пребывал во граде Угличе, терпя многие притеснения и обиды от того Бориса. Искони же ненавидящий род человеческий древний змей, Сатана, который никогда никому не делает добра, но всегда сотворяет зло, надоумил того Бориса, чтобы сверх великой сытости насытиться ему величества и славы, и вложил ему в сердце злую мысль и ненависть, чтобы тот царский корень искоренить и самому сесть на престоле царском. И тогда стал он на него <царевича> <зло> замышлять, как Каин на Авеля, и искать случая, как бы его смерти предать, так как был он вдали от царских глаз. И для этого Борис взял к себе в злодейский союз некоего <человека>, именем Михаила Битяговского, и сына его Данилку и племянника его Никитку Качалова и некую женщину по имени Василиса Волохова, живущую всегда подле благоверного царевича князя Димитрия Иоанновича, которая была старшей из его боярынь, и других им подобных, которые сами предпочли стяжать себе огонь негасимый. И много ухищрений замышлял он с ними против незлобивого сего отрока, как бы его тайно смерти предать и отравами отравить, обещая им неизменные многие почести и богатство великое, чтобы они эту злую волю его сотворили, — и хотел таким способом это свое желание окончательно осуществить. Ибо хотел он таким своим ухищрением утаиться от всех людей, но из-за опеки матери и близких его <царевича> друзей и доброжелателей, а более — из-за Божественного хранения не смог он этим своим коварством предать его таковой смерти, ибо в то время не подошел еще конец.
Потом
же отложи страх весь во сердцы своем, повелѣ тѣмъ своимъ преждеименованнымъ злымъ совѣтником безо всякого опасения и страха сотворити: проклятыя руцѣ свои прострети,[13]
аки
агньца
незлобива, явѣ ножемъ заклати, и повелѣ на всѣх путех, иже пристоятъ от града Углеча ко царьствующему граду Москвѣ, стражие крѣпки поставити и страхомъ великимъ и грозою запретити, да никтоже пропущенъ будетъ и извѣститъ царю о семъ. Тѣ же проклятыя послушаху его сладостнѣ, хотяще маловременную сию славу и честь от него получити, и между собою злый той совѣтъ крѣпко утвердивше, и, часъ приспѣвше, повелѣша той преждереченной Василисѣ, да повелитъ кормилицѣ его, сирѣчь мамѣ,[14]
свести
долу
ис хором его, — вѣдяще бо окаяннии, яко обычай ему есть исходити на играние дѣтское.[15]
И сотвориста та окаянная, якоже речеся: яко змия ко змии пошептавше, совѣтоваста убо вкупѣ, аки на птенца голубина, хотяста безвѣстно погубити; они же злыя кровоядцы готовы быша на пролитие тоя неповинныя крови, и наскочиша на нь, аки волцы немилостивыя, и сотвориша то прелютое дѣло: среди двора его единъ от них емъ его за выю и прерѣза гортань ему.[16]
Потом
же изгнал он весь страх из сердца своего, повелел тем своим преждеупомянутым злым союзникам безо всякого опасения и страха <все> совершить: проклятые руки свои простереть и, как агнца незлобивого, открыто его ножом заколоть, и повелел на всех путях, которые ведут от града Углича к царствующему граду Москве, стражей надежных поставить и с устрашением великим и с угрозами приказать, чтобы никто не был пропущен и не известил об этом царя. Те же проклятые выслушали его с радостью, желая эту краткосрочную славу и честь от него получить, и укрепили между собой этот злой союз и, когда настал час, повелели той преждеупомянутой Василисе, чтобы она повелела кормилице его, то есть мамке, свести его из хором вниз, — ибо знали окаянные, что есть у него обыкновение выходить <из дому> на детские игры. И совершили те окаянные <все> по сказанному: как змея со змеей, пошептавшись, сговорились вместе будто на птенца голубиного, хотя тайно его погубить; эти же жестокие кровопийцы готовы были на пролитие той неповинной крови, и набросились на него, как волки безжалостные, и совершили то ужасное дело: посреди двора его один из них взял его за шею и перерезал ему горло.
Мати
же его, благочестивая царица Мария, во внутренних своих храмѣх сѣдящи, ничтоже того свѣдущи, токмо внезапу услыша и узрѣ то сотворенное дѣло злое, борзостно стече долу и узрѣ сына своего, аки агньца незлобива, заклана и мертва на земли лежаща, и кровь его лиющуся, и воскрича от всея силы своея, и воздохну горко из глубины сердца своего, и забы срама и чина женьска, и начатъ в перси своя бити и гласомъ велиимъ вопити и горестныя глаголы испущати. Нѣцыи же начаша в колокола бити, граждане же, мужие и жены, и до малых отрочатъ, услышавше напрасенъ шумъ и звонъ у двора ея, вси збѣгошася скорымъ шествием на звонъ той[17] и на вопль ея — и узрѣша сего благовѣрнаго царевича князя Димитрия заклана, такожде возопивша вси великимъ гласом из глубины сердечныя и рекоша: «Горе, горе, увы, увы намъ, государя
своего великого оставшимъ!», и в перси своя биюще, и другъ другу глаголюще: «Нынѣ вси надежди нашея остахом!» И бысть во градѣ Углече вопль и плачь и рыдание зѣло велико.
Мать же его, благочестивая царица Мария, во внутренних своих покоях сидя, ничего того не ведала, только вдруг услышала и увидела то совершенное
дело страшное, быстро сбежала вниз и увидела сына своего, как агнца незлобивого, зарезанного и мертвым на земле лежащего, и кровь его льющуюся, и закричала изо всех своих сил, и испустила горький вздох из глубины своего сердца, и забыла стыд и то, что по чину <пристало> женщине, и стала бить себя в грудь и голосить громко и горестные речи выкрикивать. Какие-то <люди> начали бить в колокола, горожане же, мужчины и женщины, вплоть до малых детей, услышав внезапный шум и звон у двора ее, все быстро сбежались на звон тот и вопли ее — и, увидев этого благоверного царевича князя Димитрия зарезанным, тоже все возопили громким голосом из глубины сердца и закричали: «Горе, горе, увы, увы нам, государя своего великого лишившимся!», и, в грудь себя бия, друг другу говорили: «Сегодня лишились мы все надежды нашей!» И были во граде Угличе вопль и плачь и рыдание великое.
Тѣ же окаяннии губители, иже кровопролитие сотворше, то нечеловѣческое дѣло злое, вси разбѣгошася неправымъ путем: кождо камо устремишася, — не вѣдяще окаяннии, гдѣ бѣжати, ослѣпи бо ихъ праведная и неповинная кровь
незлобиваго агньца, непорочныя души, — и яты быша от гражданъ и побиени,[18]
и тако злѣ скверныя душы своя испровергоша, еще бо и в семъ вѣце злую смерть восприяша, во оном же праведный Судия вѣсть, иже воздастъ комуждо по дѣломъ ихъ.
Те же окаянные губители, что кровопролитие совершили, это нечеловеческое дело жестокое, все разбежались неверными путями: каждый куда-то устремился, — не знали окаянные, куда бежать, ибо ослепила их праведная и неповинная кровь незлобивого агнца, непорочной души, — и были они взяты горожанами и побиты, и так мучительно скверные души свои извергли, ибо и в нынешнем веке приняли они злую смерть, <что же получат они> в будущем веке, то знает праведный Судия, который воздаст каждому по делам его.
Побѣгоша же вѣстницы к болярину Борису со злою тою вѣстию и, прибѣгше, сказаша, яко желание совершися. Он же, слышав сия, и радостенъ бывъ, аки сущаго врага и супостата избывъ, обаче же трепетомъ и боязнию одержашеся во сердцы своемъ и не вѣдый, что будетъ, яко злое дѣло сотворися. И повелѣ царю и великому князю Феодору Иоанновичю сказати ложно, а не истинно, яко брату его самому себе заклавъшу во игрании дѣтьстѣмъ.[19]
И слышавъ царь сия, и оскорбѣ печалию великою зѣло о лишении брата своего, паче же — о нелѣпей той смерти, мняше бо, яко вправду сотворися тако, и воздохнувъ из глубины сердца своего, и велия слезы изо очию своею испущаше, и такоже многожалостныя глаголы испусти. И потомъ восхотѣ самъ двигнутися и ити ко граду Углечю, да видитъ брата своего тѣло своима очима и погребетъ его честно, якоже подобаетъ. Той же Борис, бояся восстания людскаго и царьскаго воззрѣния, и самъ себе зазирая во своей совѣсти, да не будетъ ятъ во своихъ сѣтехъ и да не злѣ живота своего гонзнет; обаче и тако и не избы, ни ухитри никакимъ своимъ умышлениемъ,
ниже
многимъ своим разумом, ни смысломъ, занеже праведнаго
кровь вопити будетъ к Богу, аки Авелева на Каина,[20]
токмо
донележе не приидетъ ему часъ. Сей тако творя и умышляя во умѣ своемъ, терпѣливъ бо есть Богъ и многомилостивъ ко всѣмъ согрѣшающимъ: много и на зло попущаетъ и не даетъ отмщения, ожидая всегда на обращение и на покаяние или нѣкое добродѣтелство поминая, якоже глаголетъ великий Феодоритъ:[21]
«Терпит бо и лихаго Человѣколюбецъ Богъ, поминая его добродѣтелствия». Егда же прииде на него от Бога посланный гнѣвъ праведничи ради крови, тогда ничтоже успѣ, такоже и живота своего нелѣпо гонзну, и родъ его весь погибе и искоренися,[22]
якоже
впреди
о семъ скажется. Мы же нынѣ належащую повѣсть да извѣстуемъ.
Вестники же побежали к боярину Борису с этой страшной вестью и, прибежав, сказали, что желание <его> исполнилось. Он же, услышав это, обрадовался, будто от истинного врага и супостата избавился, однако объял его сердце трепет и страх, и не ведал он, что же будет, ибо совершилось дело злое. И повелел он сказать царю и великому князю Федору Иоанновичу ложно, а не истинно, будто брат его сам себя заколол во время детской игры. И, услышав это, царь стал скорбеть в великой печали об утрате брата своего, а более — о нелепой его смерти, ибо думал, будто вправду так <все> и совершилось, и, вздохнув из глубины своего сердца, пролил из очей своих обильные слезы и речи произнес, исполненные многой жалости. И потом захотел он сам отправиться в путь и идти ко граду Угличу, чтобы увидеть своими глазами тело брата своего и похоронить его достойно, как то подобает. Тот же Борис, боясь людского восстания и царского взгляда, сам себя укорял в своей совести, да не попадется в свои же сети и не лишится жестоко жизни своей; однако так и не избежал он <того>, не исхитрился никаким своим измышлением, ни многим своим разумом, ни смышленностью,
ибо
кровь
праведника вопиять будет к Богу, как Авелева <кровь> на Каина, пока не придет его час. Так тот <Борис> все то же творил и помышлял во уме своем, ибо терпелив и многомилостив Бог ко всем согрешающим: часто и зло попускает, и не дает отмщения, всегда ожидая исправления и покаяния или поминая некое дело благое, как глаголет великий Феодорит: «Терпит же и злого человека Человеколюбец Бог, поминая его благодеяния». Когда же сошел на него гнев, посланный Богом за кровь праведника, тогда ничего не успел он, так и лишился с позором жизни своей, и род его весь сгинул и искоренился, как впоследствии об этом будет сказано. Мы же продолжим теперь нашу повесть.
И видѣ царя, в велицѣй скорби и печали суща о брате своемъ и хотяща ити ко граду Углечю, — тогда же по обычаю торжества дне Пятдесятнаго[23] случися царю и великому князю Феодору Иоанновичю быти у Святыя и Живоначалныя Троицы и преподобнаго Сергия Чюдотворца во обители,[24]
— той же Борисъ замысли ину крамолу и бѣду велию, да отведетъ от царя таковую мысль, еже не ити ему ко граду Углечю, ни погребсти брата своего тѣлеси: и повелѣ во царьствующемъ
градѣ
Москвѣ
многи
дворы
зажигати,[25]
и да превратитъ паки царя и всѣх людей на ину мысль. Царь же, слышавъ о пожжении домовъ, печаленъ бысть вельми и о семъ недоумѣяся, камо ити. Он же, видѣ царя в сомнѣнии суща, и увѣщаваетъ паки лестными словесы, и тѣм лукавымъ совѣтомъ сице, яко ничтоже помощь и избавление души брату его будетъ, аще и самъ идетъ, но паче самому болше сѣтование будетъ и скорбь, егда узритъ брата своего, тако умерша. Еще же рече ему, яко и паки великая тщета и погибель будетъ самому царствующему граду Москвѣ, аще не возвратится во нь, и совѣтовавше царю, да погребенъ будет и без него братъ его, благовѣрный царевичь князь Димитрий.
И увидев царя, пребывающего в великой скорби и печали о брате своем и хотящего идти ко граду Угличу, — а случилось тогда царю и великому князю Федору Иоанновичу быть в <церкви> Святой и Живоначальной Троицы в обители преподобного Сергия Чудотворца по случаю празднования Пятидесятницы, — тот Борис замыслил иную крамолу и беду великую, чтобы отвести от царя эту мысль, чтобы не пойти ему ко граду Угличу и не погрести тело брата своего: и повелел он в царствующем граде Москве многие дворы поджечь, чтобы повернуть царя и всех людей на иную мысль. Царь же, услышав о том, что сгорели дома, опечалился очень и недоумевал, куда же ему идти. Он же, видя царя в сомнении, стал так увещевать его разными лживыми словами и коварным советом, что, мол, никакой помощи и избавления душе брата его не будет, если он сам пойдет <туда>, но будет только ему самому еще больше сетования и скорби, когда увидит брата своего, такой <смертью> умершего. И еще сказал ему, что еще большее разорение и погибель будет самому царствующему граду Москве, если он не вернется в нее, и советовал царю, чтобы без него погребен был брат его, благоверный царевич князь Димитрий.
Царь
же бѣ благоговѣинъ и благоутробенъ и беззлобивъ до конца, писано бо есть: «Беззлобивая душа всякому слову вѣру емлет», — такоже и сей государь на того Бориса велми положися и во всемъ его слушаше и во всемъ ему вѣру емляше. И сотвори царь тако, послуша его словеси того: посылаетъ от своего лица нѣкоторого вѣрнаго своего болярина, зовома князя Василия Иоанновича Шуйскаго,[26]
истиннаго ради испытания,[27]
и тому повелѣ Борису избрати и иных от боляръ и от священническаго чину, да послются на Углечь брата его погребсти. Борисъ же избираетъ своего единомысленика, зовома Андрѣя Клешнина, и инѣхъ с нимъ подобных и угодных ему, и много от священнаго чину,[28]
и такоже обѣщаваетъ им чести и богатства многа, и наказуетъ имъ сказати царю и всѣм людемъ, якоже ему годѣ. Они же, слышавше от него та словеса его, ово прелщаются, ово же страха ради обѣщаваются ему вся тако сотворити, якоже от него речеся. И утверди с ними той совѣт крѣпкими клятвами, неизмѣнно сотворити по реченному, и приводитъ ихъ ко царю. Царь же посылает ихъ, да идутъ и испытаютъ достовѣрно о смерти брата его, — како и коимъ образомъ смерть случилася, — и погребутъ честно, якоже достоитъ чину царску. Сам же царь поиде ко царьствующему граду Москвѣ.
Царь же был благоговеен и благоутробен и беззлобив до конца, ибо написано: «Беззлобивая душа всякому слову верит», — так и этот государь на того Бориса очень положился и во всем его слушал, и во всем веру к нему имел. И сделал царь все так, послушал слов его: посылает он от своего лица некоего своего верного боярина, именем князя Василия Ивановича Шуйского, для того, чтобы узнать всю правду, и повелел тому Борису выбрать и других из бояр и из священнического
чина,
чтобы
посланы были они в Углич погрести брата его. Борис же избирает своего единомышленника, именем Андрея Клешнина, и иных ему подобных и угодных ему, и многих от священнического чина, и также обещает им честь и богатства много, и наказывает им сказать царю и всем людям так, как это ему угодно. Они же, слыша от него те слова его, — одни прельщаются, другие же из-за страха обещают ему все так совершить, как им было сказано. И закрепляет он с ними крепкими клятвами тот договор, чтобы все непреложно
совершить по сказанному, — и приводит их к царю. Царь же посылает их, чтобы пошли они и достоверно разузнали о смерти брата его, — как и каким образом эта смерть случилась, — и чтобы погребли <его> достойно, как подобает царскому чину. Сам же царь пошел к царствующему граду Москве.
Той
же Борисъ, коваренъ зѣло и вѣдѣ свою совѣсть, видѣ тѣхъ людей, у нихже погорѣша домы и имѣния многа, в скорби и печали велицѣй суще, и повелѣ имъ сребро давати десяторицею противу той тщеты ихъ и погибели, да не будет имъ скорбь и печаль велия о доиѣх своих и о имѣниих своих, да не будетъ паки мятежъ и говоръ во граде и да отведетъ имъ всю мысль, яже о царевиче Димитрие. Таже преждереченныя боляре, князь Василей Иоанновичь Шуйской и единомысленикъ
Борисовъ Андрей Клешнин и прочия, посланныя с ними, пришедше на Углечь и зря тѣло новаго сего вѣнечника царевича князя Димитрия, тако бысть, якоже и прежде рѣх, — заклан, яко агнецъ; мати же его над нимъ стояше, аки горлица убивающися,[29]
и горко от болѣзненныя своея утробы воздыхающе, и плачющи вдовства своего и безчадства своего, аки рѣку слезъ изо очию испущающи, не имущи себѣ помощника в той час и заступника, токмо на единаго Бога взырающи и всю надежду на него возлагающи; и вси народи Углеча града такоже стеняху и рыдаху.
Тот же Борис, будучи очень коварен и зная, что совесть его <нечиста>, увидев тех людей, у которых сгорели дома и много имущества, в скорби и великой печали пребывающих, повелел давать им серебра вдесятеро больше того их ущерба и разорения, чтобы не было у них скорби и печали великой о своих домах и о своем имуществе, чтобы не было снова мятежа и ропота в городе и чтобы отвести от них всякую мысль о царевиче Димитрии. Затем преждеупомянутые бояре, князь Василий Иванович Шуйский и единомышленник Борисов Андрей Клешнин и другие, посланные с ними, пришли в Углич и увидели тело того нового <страстотерпца, принявшего> венец <мученический>, царевича Димитрия таким, как я и прежде сказал, — закланным, как агнец; мать же его над ним стояла, как горлица, убиваясь и горько от скорбной своей утробы воздыхая, плача о вдовстве своем и о бездетности своей, будто реку слез из очей испуская, не имея в тот час себе помощника и заступника, на единого только Бога взирая и всю надежду на него возлагая; и весь народ града Углича так же стенал и рыдал.
Той
же Андрей, с лестию ругаяся, нача вопрошати граждан углечанъ, еже како закланъ бысть благовѣрный царевичь князь Димитрий, понеже всю тайну вѣдяще того Бориса, вкупѣ бо с ним бысть убийца.[30]
Граждане же сказаша всю истинну. Благовѣрному же болярину князю Василию Шуйскому стоящу и ничтоже ему глаголющу страха ради Борисова, токмо слезы проливающу, зря тѣло благовѣрнаго царевича князя Димитрия, воспоминая в себѣ отца его царя Иоанна благодѣяние и милосердие; такоже и всѣмъ людемъ стенющим и рыдающымъ сердцы своими и ничтоже смѣюще сотворити Андрею оному страха ради Борисова. И по томъ погребенъ бысть благовѣрный царевичь князь Димитрий[31] тамо, во своемъ градѣ Углече, во храмѣ боголѣпнаго Преображения Господа нашего Иисуса Христа.
Тот же Андрей, притворно бранясь, начал расспрашивать угличан, как был заколот благоверный царевич князь Димитрий, — <притворно>, поскольку всю тайну того Бориса знал, ибо вместе с ним был убийцей. Горожане же сказали всю правду. Благоверный же боярин князь Василий Шуйский стоял молча, боясь Бориса, и только слезы проливал, видя тело благоверного царевича князя Димитрия, вспоминая про себя благодеяние и милосердие отца его царя Иоанна; и все люди также стенали и рыдали в сердце своем, но не смели ничего сотворить этому Андрею из-за страха перед Борисом. И после того был погребен благоверный царевич князь Димитрий там, в своем городе Угличе, в храме боголепного Преображения Господа нашего Иисуса Христа.
Вси
же сии посланныя от царя, пришедше во царьствующий градъ Москву, такоже сказаша царю, якоже годѣ Борису,[32]
и паки царь многи дни в печали пребысть и скорбя зѣло о братѣ своемъ; граждане же града того Углеча такоже многи дни плакаше и сѣтоваше. Закланъ же бысть незлобивый агнецъ благовѣрный царевичь князь Димитрий Иоанновичь в лѣто седмь тысящь девяносто девятаго
году,
маия
въ
15 день, на память преподобнаго и богоноснаго отца нашего Пахомия Великаго, а от рождения своего въ 9-е лѣто; и тако тою злою и неподобною смертию скончася, паче же взыде ко Христу, радуяся, и приимъ с мученики радование и со ангелы ликование.
Все же эти <люди>, посланные от царя, придя в царствующий град Москву, сказали царю так, как угодно было Борису, и царь еще многие дни пребывал в печали, очень скорбя о брате своем; жители же города того Углича также много дней плакали и сетовали. Заклан же был незлобивый агнец благоверный царевич
князь
Димитрий Иоаннович в лето семь тысяч девяносто девятого (1591) года, мая в 15-й день, на память преподобного и богоносного отца нашего Пахомия Великого, а от рождения своего в 9-е лето; и так тою жестокою и беззаконною смертью скончался, вернее же взошел ко Христу, радуясь, и принял с мучениками радование и с ангелами ликование.
О явлении благовѣрнаго царевича князя Димитрия Иоанновича Углецкаго и Московскаго старцу Тихону и о отомщении крови его
О явлении благоверного царевича князя Димитрия Иоанновича Угличского и Московского старцу
Тихону
и об отмщении крови его
И еще не довлѣ тому Борису таковое дѣло в насыщение, еже убити неповиннаго сего незлобиваго отрока, благовѣрнаго царевича князя Димитрия, и желание свое получи, повелѣ и матерь его, благовѣрную царицу Марию, нуждею и великимъ бесчестиемъ во иноческий образъ облещи,[33]
и наречеся во инокиняхъ Марфа. И повелѣ ю заточити в мѣсто бѣдно и горко, едва человѣки наслѣдимо, — в Бѣлоезерских предѣлѣх нѣгдѣ малъ монастыръ, нарицаемъ Николае Чюдотворецъ на Выксѣ,[34]
— и пристави к ней злых и немилостивых стражей и приставниковъ, и повелѣ ю стрещи крѣпостию великою зѣло, и запрети, да отнюдъ входу и исходу не быти к ней никому кромѣ тѣх злых приставъниковъ его, и пищу ей повелѣ во урокъ дати, аки сущей осужденице, и ины многи досады и поношения творя, ихже нелѣть есть и писати. И пребысть в таковом заточении и тѣснотѣ пятьнадесять лѣтъ и болше, донележе и самъ той Борисъ искоренися.[35]
И еще ему и се недоволно бысть: самъ на ся третицею гнѣвъ Божий воздвиже и гнѣвомъ боряся, душу свою погубляя и сердцемъ своимъ яряся напрасно, повелѣ от гражданъ углечанъ многихъ избранных людей, иже поборашя по благовѣрномъ царевиче князѣ Димитрие, домы ихъ и имѣния взяти, самѣх со женами и чады ихъ в далныя грады расточити.[36]
И бысть во градѣ Углече вторый плачь и рыдание велико, зря кийждо свое разлучение от сродникъ и от ближних и лишение имѣния.
Но тому Борису для насыщения не было довольно даже такого дела — убить неповинного сего незлобивого отрока, благоверного царевича князя Димитрия, — и, получив <исполнение> своего желания, повелел он и мать его, благоверную царицу Марию, насильно и с великим бесчестием в иноческий образ облечь, и была она наречена во инокинях Марфа. И повелел он заточить ее в место бедное и горестное, едва достижимое для людей, — где-то в Белозерских
пределах небольшой монастырь, называемый Николы Чудотворца на Выксе, — и приставил к ней жестоких и немилостивых стражей и надзирателей, и повелел стеречь ее в строжайшем заточении, и повелел, чтобы ни в коем случае не было ни входа, ни выхода от нее никому кроме тех злых надзирателей его, и пищу ей повелел давать в строго ограниченном количестве, как осужденной, и иные многие обиды и оскорбления наносил, о которых и написать нельзя. И пробыла она в таком заточении и притеснении пятнадцать лет и более, до тех пор, пока и сам тот Борис не сгинул. А ему еще и того недовольно было: сам на себя в третий раз воздвиг гнев Божий и, с гневом борясь, душу свою погубляя и сердцем своим жестоко разъяряясь, повелел у многих лучших жителей Углича, которые были поборниками
благоверного царевича князя Димитрия, взять дома их и имущество, а самих их с женами и с чадами их разослать в дальние города. И был в граде Угличе второй плач и рыдание великое — каждый видел свое разлучение с родными и близкими и лишение имущества.
И в лѣта седмь тысящь сто шестое, генваря в седмый день, во осмое же лѣто по убиении благовѣрнаго царевича князя Димитрия Иоанновича, случися Божиими судбами, имиже самъ вѣсть, благовѣрному царю и великому князю Феодору Иоанновичю всеа Росии от земнаго царствия к Небесному преселитися, — и приемлетъ престолъ Российскаго государства прежьдереченный той Борисъ Годуновъ,[37]
убийца
царевича князя Димитрия Иоанновича. И начатъ царствовати и вся земная добрѣ и разумнѣ строити, токмо едино нелѣпо дѣло являя: и нача многи неповинныя крови проливати, а иных в заточение отсылати. И царствуя лѣтъ шесть и полъ,[38]
— не судя, рещи, не царьствуя, но всегда болѣзнуя, аки Каинъ по убиении братнѣмъ, совѣстию внутрь обличаемъ[39] и аки копиемъ
прободаемъ. От новаго бо сего Богомъ возлюбленнаго вѣнечника благовѣрнаго царевича князя Димитрия слыша, яко начаша знамения и чюдеса бывати, и тая во сердцы своем, аки в нѣкоей храминѣ свѣтилника затворяя и под спудомъ его поставляя,[40]
не воспомянувъ слова Господня, яко «не можетъ градъ укрытися, верху горы стоя»,[41]
и всѣмъ возвѣщающимъ запрещаше смертми, да не явѣ будутъ знамения и чюдеса его. И не восхотѣ покаяния пред нимъ положити, ниже прощения от него получити, и послѣди за таковую гордость злѣ гнѣвомъ Божиимъ побѣжденъ бысть, такожде и родъ его весь погибаетъ и искореневается, — какоже и коимъ образомъ, вкратце скажемъ.
И в лето семьтысяч сто шестое (1598), января в седьмой день, в восьмое лето по убиении благоверного царевича князя Димитрия Иоанновича, случилось Божиими судьбами, которые лишь Ему самому ведомы, благоверному царю и великому князю всея России Федору Иоанновичу от земного царствия к Небесному переселиться, — и приемлет престол Российского государства тот преждеупомянутый Борис Годунов, убийца царевича князя Димитрия Иоанновича. И начал он царствовать и все земные дела хорошо и разумно устраивать, одно только неподобающее дело совершая: начал он многих неповинных кровь проливать, а иных в заточение отсылать. И царствовал он шесть лет и полгода, — не вершил суд, сказать <воистину>, не царствовал, но постоянно в болезни пребывал, как Каин после убийства брата, будучи совестью изнутри обличаем и словно копьем пронзаем. Ибо слышал он, что от нового сего Богом
возлюбленного, <мученический>
венец
<принявшего страдальца> благоверного
царевича князя Димитрия начали знамения и чудеса бывать, и таил он их в сердце своем, словно светильник скрывал в некоем здании и под спудом его ставил, не вспомнив слова Господни о том, что «не может град укрыться, на верху горы стоя», а всем сообщавшим <о чудесах> запретил это <под страхом> смерти, чтобы не стало известно о знамениях и чудесах его. И не захотел он покаяния перед ним принести, ни прощения от него получить, и был он впоследствии за таковую гордость
жестоко гневом Божиим покаран, и весь род его также погибает и искореняется, — как и каким же образом, расскажем вкратце.
Хотя
Богъ
прославити на небесѣхъ и на земли неповинное убиение создания своего и кровь его мстити, и всѣмъ творящим таковая образъ дати, да накажутся сицевых не творити.
Захотел Бог распространить на небесах и на земле весть об убиении неповинного создания своего и кровь его отомстить, а всем творящим подобное знак подать, чтобы наставились они такового не совершать.
Въ первое-на-десять лѣто по убиении своемъ явися благовѣрный царевичь князь Димитрий нѣкоему от калугеръ, тамо живущих во градѣ Углѣче, именемъ Тихону, и сказа ему сице: «Нѣкто назовется у васъ именемъ моимъ царевымъ, сыномъ отца моего, благовѣрнаго царя и великого князя Иоанна Василиевича всеа Росии, и сѣсти имат на престолѣ царьстѣмъ Российскаго государьства, и того властолюбца и губителя моего Бориса со престола свержетъ и царьства лишитъ, и родъ его весь погубит; и той самъ ложный нарекователь не много имать царьствовати, но злѣ живота своего гонзнет и убиенъ будетъ; и инии же вослѣдовати имутъ ему, и тако же нелѣпо скончаются». И послѣди вся збышася сия по глаголом богоизбраннаго сего вѣнценосца.
В одиннадцатое лето по убиении своем явился благоверный царевич князь Димитрий некоему из почтенных старцев, живущих там, в городе Угличе, по имени Тихон, и сказал ему так: «Некто назовется у вас именем моим царским, сыном отца моего, благоверного царя и великого князя всея России Иоанна Васильевича, и сядет на престоле царском Российского государства, и того властолюбца
и губителя моего Бориса с престола свергнет и царства лишит, и весь род его погубит; и сам тот ложно назвавшийся <именем моим> недолго будет царствовать, но жестоко жизни своей лишится и убиен будет; и иные же последуют ему и так же позорно закончат <путь свой>». И впоследствии все это сбылось по словам богоизбранного сего венценосца.
Бысть
же сице грѣхъ ради нашихъ и всяких неправдъ, яже к Богу, сихъ ради насъ наказующу, да быхомъ творили заповѣди его и отвратилися от всѣх злобъ своихъ, и попусти на насъ за наше беззаконие аки новаго Улияна Законопреступника[42] или, истиннѣйшее рещи, на отмщение неповинныя сея праведнича крови. Бяше бо нѣкто от града Галича, от обычна рода, зовомъ Юшка Отрепьевъ,[43]
облечеся во иноческий образъ и нареченъ бысть Григорий, и ста во диаконский чинъ, и паки по диаволю дѣйству забы иноческаго обѣщания обѣтъ и сверже с себе иноческий образъ, и шедъ в Литву, назвася тамо сыном благовѣрнаго царя и великаго князя Иоанна Васильевича всеа Росии, преждереченнымъ царевичемъ княземъ Димитриемъ,[44]
егоже
достовѣрно той преждереченный Борисъ убилъ, и всѣмъ то вѣдомо и знаемо есть. И умысли сей розстрига хитростнѣ
и коварнѣ зѣло, яко избавленъ бысть и сохраненъ от того своего раба Бориса и убѣжа яко от своего отечества, из Русския земли. Король же литовский и мнози велможи его яша лжи его вѣру и мняше, яко сущий царевъ сынъ князъ Димитрий, и даде ему честь велию, якоже подобаетъ, и по томъ злата и сребра немало, да соберетъ и люди многи и идетъ ратию ко своему отечеству, к царьствующему граду Москвѣ, и мститъ яко своему врагу и губителю преждепоминаемому
Борису;
и бысть тако.
Было же это из-за грехов наших и всяческих неправд по отношению к Богу, за что он и наказал нас, чтобы исполняли заповеди его и отвратились от всех грехов своих, и допустил <пришествие> на нас за беззаконие наше как бы нового Юлиана Отступника или, вернее сказать, <попустил это> для отмщения
неповинной сей крови праведника. Ибо был некто из града Галича, из обычного рода, зовомый Юшка Отрепьев, — облекся он во иноческий образ и был наречен Григорием, и был поставлен во диаконский чин, но затем, по действу диавольскому, забыл обет иноческий и сложил с себя иноческий образ, и, пойдя в Литву, назвался там сыном благоверного царя и великого князя всея России Иоанна Васильевича, преждереченным царевичем князем Димитрием, которого, как доподлинно <известно>, убил тот преждереченный Борис, — и всем это ведомо и известно. И измыслил хитро и очень коварно тот расстрига, будто был он избавлен и спасен от того раба своего Бориса и будто бы бежал из своего отечества, из Русской земли. Король же литовский и многие вельможи его поверили в его ложь и думали, что он — истинный царский сын князь Димитрий, и воздали ему честь великую, как и подобает, а затем — золота и серебра <дали> немало, чтобы собрал он людей многих и пошел ратью на свое отечество, к царствующему граду Москве, и отомстил как своему врагу и губителю преждепоминаемому
Борису;
и совершилось так.
И первѣе прииде к предѣломъ Русския земли от сѣверныя страны[45] ко граду Чернигову, и тамо прельсти весь градъ и села и веси, и вси яша ему вѣру и поклонишася. И еще ему далече сущу от царьствующаго града Москвы, слыша Борисъ таковое смятение и прелщение от него в тѣхъ градѣхъ и во всей Русстей земли колебание, и ужасеся зѣло сердцемъ своимъ, и умомъ въпаде в скорбь и печаль великую, видя, яко царьству его от него отъятися, и таковыя ради своея бѣды скоро живота своего гонзаетъ, и внезапу душу свою испущаетъ,[46]
и тако живота сего отходитъ.
И сначала пришел он к пределам Русской земли с северной стороны, к городу Чернигову, и там обманул весь город, и села, и деревни, и все поверили ему и покорились. И когда был он еще далеко от царствующего града Москвы, услышал Борис о таком смятении и прельщении от него в тех городах и о потрясениях во всей Русской земле, и ужаснулся очень в сердце своем, и впал во уме своем в скорбь и печаль великую, видя, что царство его у него будет отнято, — и из-за такой своей беды вскоре лишается он жизни своей, и внезапно душу свою испускает, и так уходит из жизни сей.
Той
же окаянный розстрига, слыша Бориса умерша, и бысть радостенъ зѣло злохитрою своею душею и злоумышленнымъ своимъ сердцемъ, яко желание его хощетъ совершитися в конецъ. Воеводы же и воя вся, яже быша посланы противу его от царя Бориса, слышаша Борисово умертвие, и паки мняще его царева сына быти, и еще помышляху в себѣ, яко страха ради и срама самому себе умертвившу,[47]
и вси предашася ему и поклонишася. Он же, окаянный, яко необузданный
конь,
буестнѣ
устремися ити к самому царьствующему граду Москвѣ, никомуже ему возбраняющу. И еще ему не дошедшу града Москвы, посла пред собою своя доброхоты и втайнѣ повелѣ Борисова сына и жену его нелѣпѣй и злой смерти предати,[48]
удавомъ убо удавити, да не будетъ ему нѣкоторое пресѣчение и зазрѣния въ его совѣсти, аще ли оставитъ ихъ живых. И тако приидетъ к царьствующему граду Москвѣ,[49]
и такоже вси, падше, поклонишася ему яко сущему цареву сыну Димитрию. Мнози же и знающе его, яко не царевъ сынъ, но сосудъ диаволь Гришка Отрепиевъ, но ничтоже смѣюще ему сотворити, зане страх и смерть пред очима бяше. И взя скипетръ великаго государьства, и сѣде на престолѣ царьстѣмъ,[50]
и матерь благовѣрнаго царевича князя Димитрия, благовѣрную царицу иноку Марфу, назва себѣ материю,[51]
яко
сущая
ему мати. И того Бориса повелѣ от прочих царей, с нимиже положенъ бѣ в соборнѣй церкви Архистратига Михаила, вонъ извергнути; и с послѣднимъ бесчестием и поношениемъ несенъ и положенъ бысть во единомъ от убогих монастырей, нарицаемъ Варсунофиевъ,[52]
тогожде царьствующаго града Москвы. Дщерь же его, благородну и красну зѣло, повелѣ во иноческий образ облещи[53] и весь родъ и племя его разсѣяти: овых повелѣ смерти предати, а иных в заточение отсылати, и домы ихъ и богатства на расхищение взяти и раздати, комуждо ему годѣ. И збысться реченное: «Ровъ изры, и ископа и́, и впадеся в яму, юже содѣла»;[54]
и «обратися болѣзнь его на главу его и на верхъ его неправда его сниде».[55]
Тот же окаянный расстрига, услышав, что Борис умер, обрадовался
весьма злохитрою своей душою и злоумышленным своим сердцем, что желание его наконец может сбыться. Воеводы же и воины все, что были посланы против него от царя Бориса, услышав о Борисовой смерти, и, считая его царским сыном, а еще рассудив про себя, что Борис сам себя лишил жизни из-за страха и стыда, все сдались ему в плен и покорились. Он же, окаянный, как невзнузданный конь, дерзко устремился к самому царствующему граду Москве, и никто ему не воспрепятствовал.
И когда еще не дошел он до града Москвы, послал перед собой своих сторонников и повелел втайне Борисова сына и жену его позорной и жестокой смерти предать, — веревкой удавить, чтобы не случилась с ним какая-нибудь остановка и не стала укорять его совесть, если оставит их в живых. И так пришел он к царствующему граду Москве, и так же все, упав <на колени>, поклонились ему как истинному цареву сыну Димитрию. Многие же знали его, что не царский он сын, а сосуд диавольский Гришка Отрепьев, но не смели ничего ему сотворить, так как были перед глазами их страх и смерть. И взял он скипетр великого государства, и сел на престоле царском, и мать благоверного царевича князя Димитрия, благоверную царицу инокиню Марфу, назвал своей матерью, будто она — настоящая его мать. И того Бориса повелел он от остальных царей, с которыми тот был положен в соборной церкви Архистратига Михаила, вон извергнуть; и был он вынесен с последним бесчестием и поношением и положен в одном из убогих монастырей, нарицаемом Варсонофиев, в том же царствующем граде Москве. Дочь же его, знатную и красивую весьма, повелел во иноческий образ облечь, а весь род и племя его рассеять: одних повелел смерти предать, других же в заточение отослать, а дома и богатство их повелел отдать на расхищение и раздать, кому что захочется. И сбылось сказанное: «Ров вырыл, и выкопал его, и упал в яму, которую сам сотворил»; и «обратилась болезнь его на главу его, и на главу его неправда его сошла».
И по томъ начатъ царствовати окаянный розстрига и многи крови напрасно пролия за свое ложное нарицание. И еще же сочетася беззаконному браку:[56]
приведе себѣ жену от папежския вѣры; егда бо еще ему тамо в Литвѣ бывшу, и обѣтъ дал сатанинъ отцу ея и ей, яко да возметъ ю за ся, егда будетъ на престолѣ царьстѣмъ Российскаго государьства, и того ради окаянный взял у них злата и сребра много на собрание вой тѣх. И тако приведе ю, и святымъ крещениемъ не соверши ю, и тако вѣнчася с нею, и самую ту великую соборную и апостольскую Церковь[57] осквернивъ недостойнымъ своимъ входомъ и вѣнчаниемъ.
И после этого начал царствовать окаянный расстрига и много крови пролил напрасно за свое ложное именование. Еще же сочетался он беззаконным браком: привел себе жену от католической веры; ибо, когда был он еще там в Литве, дал обет сатанинский отцу ее и ей, что возьмет ее за себя <замуж>, когда будет на престоле царском Российского государства, и за то взял у них окаянный много золота и серебра, чтобы собрать тех воинов. И так привел ее, и не крестил ее святым крещением, и так венчался с нею, и саму ту великую соборную и апостольскую Церковь осквернил недостойным входом своим и венчанием.
По том же окаянный конечное зло нача помышляти на православную христианскую вѣру, иже многочисленое множество — от велможъ и до простых людей — погубити и вѣру христианскую до конца искоренити и своя богомерзская папежская учинити.[58]
Всемилостивый же Господь нашъ и Богъ не до конца милость свою отсѣче, ниже во вѣки прогнѣвася, не попусти ему сего злаго дѣла совершити вконец, и прекрати того окаяннаго живот вскорѣ, зане познанъ и обличенъ бысть от всѣх, яко не царевъ сынъ, но сосудъ диаволь и сынъ сатанинъ, чернецъ розстрига Гришка Отрепьевъ. И тако злый убиенъ бысть и огнем сожженъ,[59]
егоже
самъ
себѣ
уготова. Царьствова же годищное время неполно,[60]
якоже
сказа
новый
вѣнечникъ благовѣрный царевичь князь Димитрий в явлении своемъ преждереченному старцу Тихону. Богу нашему слава нынѣ и присно и во вѣки вѣков. Аминь.
И после того начал помышлять окаянный последнее зло на православную христианскую веру, чтобы великое множество — от вельмож и до простых людей — погубить и веру христианскую вконец искоренить и свою богомерзкую католическую веру учинить. Всемилостивый же Господь и Бог наш не до конца отнял милость свою и не прогневался вовеки, не позволил ему совершить это злое дело до конца — и прекратил вскоре жизнь того окаянного, ибо был он узнан и обличен всеми, что не царев он сын, но сосуд диавольский и сын сатанинский, чернец-расстрига Гришка Отрепьев. И так был убит он, нечестивый, и сожжен огнем, который сам себе уготовил. Царствовал же он неполный год, как и сказал новый святой мученик благоверный царевич князь Димитрий в своем явлении преждереченному старцу Тихону. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.
О принесении мощей благовѣрнаго царевича князя Димитрия от града Углеча во царьствующий градъ Москву
О перенесении мощей благоверного царевича князя Димитрия из града Углича в царствующий град
Москву
По том же проклятомъ преждепомянутомъ
Грише
розстриге вскорѣ избранъ бысть на царство от всего христианского народа благочестивый боляринъ князь Василей Иоаннович Шуйской и нареченъ бысть царемъ,[61]
иже
много
страдание показа от оных растлѣнных царей, паче же рещи, антихристовых
дѣтей, понеже мнози начаша называтися тѣм же царьскимъ именованиемъ[62] и многую и безмѣрную тщету учиниша всему великому Российскому государьству, сами же, окаяннии, злѣ скончашася, якоже прежде рѣхом; он же аки столпъ непоколебимъ стояше, аки пращею[63] злохитрых волковъ от Христова стада, от православныя вѣры отгнаша; с ним же и святѣйшему патриарху Ермогену[64] Московскому и всеа Росии, тому тогда престолъ держащу над всею Росиею и такоже велию ревность по православнѣй вѣрѣ держащу и по Святѣмъ Дусѣ побарающу и единодушно с нимъ стоящу.
Вскоре же после того преждеупомянутого проклятого Гришки-расстриги был избран на царство от всего христианского народа и наречен царем благочестивый боярин, князь Василий Иванович Шуйский, который много пострадал от тех растленных царей, а вернее сказать, антихристовых детей, ибо многие начали называться тем царским именем и нанесли великий и безмерный урон всему великому Российскому государству, сами же, окаянные, плохо окончили <путь свой>, как мы уже прежде сказали; он же как столп непоколебим стоял, словно пращей коварных волков от Христова стада, от православной веры <их> отогнал; был с ним тогда и святейший патриарх Московский и всея Руси Гермоген, держал он тогда престол над всей Россией и так же с великой ревностью
подвизался за православную веру, и был поборником Святого Духа, и единою душой с ним стоял.
И вложи имъ Богъ благий совѣтъ в сердца, еже взяти мощи новаго сего страстотерпца,
благовѣрнаго царевича князя Димитрия Иоанновича, от града Углеча и принести в царьствующий градъ Москву,[65]
на славу и хвалу отечеству его и на утвержение граду Москвѣ от нахождения иноплеменных, и на обличение тѣхъ многих лжехристовъ;[66]
и сотворися тако. По повелѣнию ихъ и совѣту посланъ бысть преосвященный Филаретъ, митрополитъ Ростовский и Ярославский,[67]
иже
послѣди благодатию Святаго Духа и самъ патриархъ бысть во всей Росии,[68]
и с ним боляре, и архиепископы, и епископы, и многъ чинъ освященный.[69]
И егда приидоша во градъ Углечь и внидоша во церковь, идѣже лѣжитъ тѣло новаго сего страдалца, и открыша гробъ его, и в той часъ благоуха от него воня благовония, яко от священных араматъ. И обрѣтоша мощи его цѣлы и нетлѣнны, яко днесь положены, токмо мала часть взята бысть от руки перста его, свойствено бо есть земли своя сродная взяти; такожде и одѣяния его вся цѣла и нетлѣнна, и срачица его, аки виссомъ,[70]
кровию
очервлена, в нейже убиенъ и положен бысть.[71]
В той же часъ начаша велия чюдеса быти, и мнози различными болѣзньми исцелѣша, якоже сказують.
И вложил им Бог в сердца благой совет: взять из града Углича мощи нового сего страстотерпца, благоверного царевича князя Димитрия Иоанновича, и принести в царствующий град Москву — во славу и хвалу отечеству его и на укрепление граду Москве от нашествия иноплеменников, и на обличение многочисленных лжехристов; и свершилось так. По повелению и решению их был послан преосвященный Филарет, митрополит Ростовский и Ярославский, который впоследствии благодатию Святого Духа стал и самим патриархом всей России, и с ним бояре, и архиепископы, и епископы, и многие от священнического чина. И когда пришли они в город Углич и вошли в церковь, где лежит тело этого нового страдальца, и открыли гроб его, — и в тот же час стало исходить от него благоухание, как от священных ароматов. И обрели мощи его целыми и нетленными, словно сегодня положенными, только малая часть взята была от пальца руки его, ибо свойственно земле взять свое родное; также и одежды его все целы и нетленны, а сорочка его, словно виссом, кровью обагрена, в которой он был убит и положен. И в тот же час начали великие чудеса совершаться и многие <болящие> различными недугами исцелялись, как рассказывают.
И тако взяша мощи его со многою честию и благоговѣинствомъ и идоша ко царьствующему граду Москвѣ. И егда принесенымъ бывшимъ мощем его близъ самого царьствующаго града Москвы, тогда благочестивый царь Василий слыша и возрадовася радостию великою зѣло, яко при державѣ его прослави Богъ угодника своего, и изыде на срѣтение его со всѣмъ своимъ царьскимъ сигклитомъ, и святѣйший Ермогенъ патриархъ со всѣмъ освященнымъ соборомъ, и с материю его, благовѣрною царицею инокою Марфою, и со множествомъ народа, с честными иконами и свѣщами и кандилы,и срѣтоша его со многою честию, и прияша и с радостию. И повелѣ царь и патриархъ нести внутрь самого града Москвы в соборную церковь Небесных силъ воеводы Архистратига Михаила,[72]
еже есть зрится и нынѣ близ двора царева; и повелѣ царь уготовати в том же храмѣ Архистратига Михаила и украсити ковчегъ; патриарху же вся узаконеная над мощми праведнаго отпѣвшу, и повелѣ царь мощи святаго ту вложити и покрыти багры царьскими и окрестъ свѣщи и кандилы поставити.
И так взяли мощи его со многою честью и благоговением и пошли к царствующему граду Москве. И когда были принесены мощи его к самому царствующему граду Москве, тогда услышал <об этом> благочестивый царь Василий и обрадовался великой радостью, что в его правление прославил Бог угодника своего,
и вышел на встречу его со всем своим царским синклитом, и святейший патриарх
Гермоген со всем освященным собором, и с матерью его, благоверной
царицей инокиней Марфой, и со множеством народа, и с честными иконами, и со свечами и лампадами, и встретили его со многою честию и приняли с радостью. И повелели царь и патриарх нести <его> внутрь самого града Москвы, в соборную церковь воеводы Небесных сил Архистратига Михаила, которую можно видеть и ныне близ царского двора; и повелел царь в том же храме Архистратига Михаила приготовить и украсить ковчег; когда же патриарх отслужил над мощами праведника все положенные <службы>, повелел царь вложить мощи святого в ковчег и покрыть их царскими багряницами, а вокруг свечи и лампады
поставить.
И егда принесены быша честныя мощи, тогда в тыя дни и паки многи чюдеса сотворишася, и различными болѣзньми мнози исцелѣша, яко мнози сему самовидцы быша. И паки повелѣ царь праздньство свѣтло сотворити[73] и составити пѣсней торжество на славу и хвалу дающему благодать Богу и на память праведному сему новому вѣнценосцу, благовѣрному царевичю князю Димитрию. Принесены же быша мощи его от града Углеча во царьствующий градъ Москву в лѣто 7114 году июня въ 3 день, на память святаго мученика Лукиана,[74]
а по убиении его в 15 лѣто.
И когда были принесены честные мощи, тогда в те дни снова многие чудеса совершились, и многие от различных недугов исцелились, — так что многие были тому свидетелями. И еще повелел царь устроить празднество светлое и сложить торжественное песнопение во славу и хвалу дающему благодать Богу и на память сему новому праведному венценосцу, благоверному царевичу князю Димитрию. Принесены же были мощи его из града Углича в царствующий град Москву в лето 7114-е (1606) июня в 3-й день, на память святого мученика Лукиана, а по убиении его в 15-е лето.
А се по преложному. В той же день. Убиение благовѣрнаго царевича князя Димитрия, Углечского и Московскаго и всеа Росии новаго чюдотворца
А это по-проложному. В тот же день. Убиение благоверного царевича князя Димитрия, Угличского и Московского и всея России нового чудотворца
Сей
благовѣрный царевичь, князь Димитрий Иоанновичь, родися от благочестиваго
корене,
царя
и великого князя Иоанна Васильевича всеа Росии. И царю убо Иоанну Васильевичю доволна лѣта держащу скипетръ Российскаго государьства и от жития сего в вѣчную жизнь преставльшуся, сему же сыну его царевичю князю Димитрию младу сущу оставшуся, от рождения своего полутора года; и по дѣйству диаволю, зависти ради и властолюбия, повелѣниемъ нѣкоторого сигклита ихъ царьскаго, зовомого Бориса Годунова, убиенъ бысть во удѣлномъ своемъ градѣ Углече, в лѣта 7099-го году, маия въ 15 день, на память преподобнаго отца нашего Пахомия Великаго, а от рождества своего въ 9-е лѣто, — закланъ бысть ножемъ и погребенъ бысть в том же во удѣлномъ своемъ градѣ Углече, во храмѣ боголѣпнаго Преображения Господа нашего Иисуса Христа. И тако тою злою неподобною смертию скончася и взыде ко Христу, радуяся, приимъ с мученики радование и со ангелы ликование. И по убиении его в 15 лѣто повелѣниемъ и совѣтомъ благочестиваго царя и великого князя Василия и киръ[75] Ермогена патриарха принесены быша мощи его от града Углеча во царьствующий град Москву, цѣлы и нетлѣнны, в лѣта 7114-го году, июня въ 3 день, на память святаго мученика Лукиана, и положены быша в соборной церквѣ Архистратига Михаила, яже и нынѣ зрится близъ двора царева. И егда принесенымъ бывшимъ мощемъ, тогда в тыя дни различными недуги мнози исцѣлѣша о Христѣ Иисусѣ, Господѣ нашемъ, емуже слава со Отцемъ и со Святымъ Духом нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь.
Сей благоверный царевич, князь Димитрий Иоаннович, родился от благочестивого корня, царя и великого князя всея Руси Иоанна Васильевича. И когда царь Иоанн Васильевич, подержав долгие годы скипетр Российского государства, от сего жития в жизнь вечную преставился, этот сын его, царевич князь Димитрий, остался младенцем, от рождения своего полутора лет; и по действу диавольскому, повелением некоего <человека> из их царского синклита, по имени Борис Годунов, был он из-за властолюбия и зависти убит в удельном своем городе Угличе в лето 7099-е <1591>, мая в 15-й день, на память преподобного
отца нашего Пахомия Великого, а от рождения своего в 9-е лето, — был заколот ножом и погребен в том же удельном своем городе Угличе, во храме боголепного Преображения Господа нашего Иисуса Христа. И так такою жестокой неподобающей смертью скончался и взошел ко Христу, радуясь, приняв с мучениками радование и с ангелами ликование. И в 15-е лето по убиении его повелением и советом благочестивого царя и великого князя Василия и кир патриарха Гермогена были принесены мощи его от града Углича в царствующий град Москву, целы и нетленны, в лето 7114-е (1606), июня в 3-й день, на память святого мученика Лукиана, и были положены в соборной церкви Архистратига Михаила, которую и ныне можно видеть близ царского двора. И когда мощи были принесены, тогда в те дни многие от различных недугов исцелились о Христе Иисусе, Господе нашем, которому слава со Отцом и со Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Лѣта 7114-го, июня въ 3 день
Лета 7114 (1606)-го, июня в 3-й день
Принесены к Москвѣ мощи святаго благовѣрнаго царевича Димитрия с Углеча. И поставиша мощи его во церкви Архистратига Божияго служителя Архангела Михаила на маломъ столѣ посредѣ церкве, и патриархъ Ермогенъ нача пѣти погребалная, и пѣша погребалная, и ископаша могилу, гдѣ положенъ бысть царь Борисъ, в предѣле у Иоанна, списателя Лѣствицы.[76]
И в то время начаша по государеву повелѣнию сѣщи гробъ камененъ, в чемъ положити мощи святаго благовѣрнаго царевича Димитрия, и содѣлаша гробъ камененъ, и понесоша во церковь, и той гробъ стал короток. И царь Василий и патриархъ Ермогенъ о томъ сташа скорбѣти и поносиша подмастерия Василия, сирѣчь брань воздвигнуша
на него, и повелѣша высѣщи вторый гробъ камененъ по таковой же мѣрѣ, что снята мѣра со благовѣрнаго царевича Димитрия, — и той каменный гробъ сталъ велми длинен, и царь Василей и патриархъ Ермоген в велицѣй скорби сташа и сняша мѣру с царевича Димитрия, измѣриша сами. И благословилъ патриархъ Ермогенъ своею рукою — и той третий гробъ ста четвероуголенъ, а могила, которую ископаша благовѣрному царевичю Димитрию, погребсти мощи его, в то же время сама о себѣ засыпашеся. И видѣша, яко чюдо велие, царь Василий и патриархъ Ермоген испусти велия слезы, и начаша пѣти молебная, и поставиша гробъ с мощми святаго благовѣрнаго царевича Димитрия во церкви Архангела Михаила у праваго столпа; и бысть велия чюдеса.
Принесены в Москву из Углича мощи святого благоверного царевича
Димитрия. И поставили мощи его в церкви Архистратига Божия и служителя Архангела
Михаила на малой скамье, посреди церкви, и патриарх Гермоген начал служить заупокойную службу, и отслужили ее, и выкопали могилу там, где был положен царь Борис, в приделе Иоанна Лествичника. И в это время по государеву повелению начали резать гроб каменный, чтобы положить мощи святого
благоверного царевича Димитрия, и сделали гроб каменный, и понесли в церковь, и тот гроб оказался короток. И царь Василий и патриарх Гермоген стали о том скорбеть и поносить подмастерия Василия, то есть стали бранить его, и повелели высечь второй гроб каменный по той мере, что была снята с благоверного царевича Димитрия, — и тот каменный гроб оказался слишком длинным, и царь Василий и патриарх Гермоген опечалились очень и сняли меру с царевича Димитрия,
измерив сами. И благословил патриарх Гермоген своею рукою — и тот третий гроб стал четырехугольным, а могила, что выкопали благоверному
царевичу Димитрию, чтобы погрести мощи его, в это время сама собою засыпалась. И, увидев это чудо великое, царь Василий и патриарх Гермоген предались плачу великому, и стали служить молебен, и поставили гроб с мощами святого благоверного царевича Димитрия в церкви Архангела Михаила у правого столпа; и совершились великие чудеса.
Чюдо
1. Того же мѣсеца, наутрие, въ 4 день, нача пѣти литоргию Божественую, и помолишася слѣпая жена именем Агафия, — бысть одержима слѣпотою 20 лѣтъ, — и молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия прозрѣ в томъ часѣ, и бысть здрава. И возвѣстиша сие чюдо царю Василию, и царь Василий наипаче вопроси самъ тоя жены, и повѣда та жена истинну, яко прозрѣла молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия.
Чудо 1. В тот же месяц, на следующее утро, в 4-й день, стали служить Божественную литургию, и помолилась слепая женщина по имени Агафья, была она одержима слепотою 20 лет, — и молитвами святого благоверного царевича Димитрия прозрела в тот же час, и стала здорова. И возвестили об этом чуде царю Василию, и царь Василий сверх того сам расспросил ту женщину, и поведала та женщина правду, что прозрела она молитвами святого благоверного
царевича Димитрия.
Чюдо
2. Повѣда диаконъ именемъ Григорий предстоящымъ гробу святаго, котории приставлени ко гробу царевича Димитрия, и протопопу, и всему Архангелскому
собору:
болѣша у него нога полгода, и жилы скорчило; и услыша, яко исцѣления подаваетъ святый благовѣрный царевичь Димитрий с вѣрою приходящимъ к нему, и притекъ ко гробу его и нача молитися, дабы Божиею милостию и молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия исцѣлѣла у него нога, — и в той часъ молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия исцелѣла у него нога.
Чудо 2. Дьякон по имени Григорий поведал предстоящим гробу святого, которые приставлены ко гробу царевича Димитрия, и протопопу, и всему Архангельскому собору: болела у него нога полгода, и судорогой ее свело; и услышал он, что святой благоверный царевич Димитрий подает исцеления приходящим к нему с верою, — пришел ко гробу его и начал молиться, чтобы Божией милостию и молитвами святого благоверного царевича Димитрия исцелела у него нога, — и в тот же час молитвами святого благоверного царевича Димитрия нога его исцелилась.
Чюдо
третие.
Нѣкий человѣкъ именемъ Аверкий, прозвище Богданъ,[77]
повѣда о исцѣлении святаго благовѣрнаго царевича Димитрия: болѣша у него, Аверкия, очи 15 лѣтъ, отнюдъ не видѣ свѣта, и приидоша помолитися во церковь Архангела Михаила, и от множества народа не возмогоша от тѣсноты доити до гроба святаго, и ста от гроба далече, молящеся Богу и призывая на помощь благовѣрнаго царевича Димитрия, — и в томъ часѣ прозрѣ и прославиша Бога и святаго царевича Димитрия.
Чудо 3. Человек некий по имени Аверкий, по прозвищу Богдан, поведал об исцелении от святого благоверного царевича Димитрия: болели у него, Аверкия, 15 лет глаза, совсем не видел света <белого>, и пришел он помолиться в церковь Архангела Михаила, и из-за множества народа и тесноты не смог он подойти ко гробу святого и встал вдалеке от гроба, молясь Богу и призывая на помощь благоверного царевича Димитрия, — и в тот же час прозрел и прославил Бога и святого благоверного царевича Димитрия.
Чюдо
4-е.
Нѣкая черноризица именемъ Полинария, великою болѣзнию одержима, яко изгниша у нея нозѣ злымъ гноемъ, и услыша, яко точитъ цѣлбы благовѣрный царевичь Димитрий, и в коемъ часѣ пришедше ко гробу царевича Димитрия, помолишася, исцелѣ в томъ часѣ.
Чудо4. Монахиня некая по имени Аполлинария была одержима страшною
болезнью: покрылись ноги ее ужасными гнойными язвами, — и услышала она, что благоверный царевич Димитрий подает исцеления, и в котором часу помолилась, прийдя ко гробу царевича Димитрия, в том же часу и исцелилась.
Чюдо
5-е.
Нѣкий человѣкъ, повѣда себе родомъ Краснаго села,[78]
именемъ Григорий Власовъ, бѣ бо одержимъ злымъ недугомъ, бѣсновася; приведоша его сродники ко гробу святаго благовѣрнаго царевича Димитрия, и стояше той человѣкъ у гроба святаго царевича Димитрия нощь, и на утрѣ, и до вечерни, велми бѣсновася и испущаше злыя скверныя глаголы. Послѣди же вечерни Божиею милостию и молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия бысть здравъ и моля в совершеннем разумѣ, и повѣда, яко исцелѣ он молитвами святаго царевича Димитрия совершенно.
Чудо 5. Человек некий, — назвался родом из Красного села, по имени Григорий Власов, — был одержим страшным недугом, бесновался; и привели его родные ко гробу святого благоверного царевича Димитрия, и простоял тот человек у гроба святого царевича Димитрия ночь и следующий день до вечерни, неистовствуя и выкрикивая дурные скверные слова. После же вечерни Божией милостию и молитвами святого благоверного царевича Димитрия стал он здоров и молился в полном разуме, и рассказал, что молитвами святого царевича Димитрия он совершенно исцелился.
Чюдо
6. Нѣкая жена повѣда имя свое Акилина, Леонтиева жена Пѣнкина, а жила в Пушкаряхъ, и повѣда о себѣ, яко болѣша у нея очи долгое время, и свѣтъ от очию отпаде. И приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в томъ часѣ молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия прозрѣ и исцелѣша от всѣхъ болѣзней.
Чудо 6. Некая женщина, — назвала имя свое, Акулина, жена Леонтия Пенкина,
а жила в Пушкарской <слободе>, — и рассказала о себе, что болели у нее долгое время глаза, и стала она слепа. И привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и в тот же час молитвами святого благоверного царевича Димитрия
она
прозрела и исцелилась от всех болезней.
Чюдо
седмое.
Нѣкая жена повѣда имя свое Мария, не видѣ она однѣмъ окомъ свѣту долгое время, и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в томъ часѣ молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия исцелѣ совершенно.
Чудо 7. Некая женщина, — назвала имя свое, Мария, — была она долгое время слепа на один глаз, и привели ее ко гробу святого благоверного царевича Димитрия, — и в тот же час молитвами святого благоверного царевича Димитрия она совершенно выздоровела.
Чюдо
осмое.
Нѣкая дѣвица повѣда имя свое Анна, а жила она на Покровке у горшечника, и повѣда она о себѣ: было у нея на правомъ окѣ белмо, и слыша от страных людей, приходящих с вѣрою, — получаютъ исцѣления молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия различнымъ болѣзнемъ. И притекоша и та дѣвица помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в той часъ спаде у нея со ока бѣлмо, и бысть здрава.
Чудо 8. Некая девица, — назвала имя свое, Анна, а жила она на Покровке, у горшечника, — и поведала она о себе: было у нее на правом глазу бельмо, и слышала она от странствующих людей, приходящих с верою, что получают они исцеления от различных болезней молитвами святого благоверного царевича Димитрия. И пришла и та девица помолиться ко гробу святого царевича
Димитрия, — и в тот же час бельмо у нее с глаза сошло, и стала она здорова.
Чюдо
9-е.
Нѣкая жена повѣда имя свое Антонида, родомъ Галицскаго уѣзду, повѣда, яко болѣша у нея внутреняя 20 лѣтъ, и издах врачемъ все имѣние свое, и не обрѣтоша отнюд нимало ползы. И слыша она, яко исцеление получаютъ приходящии различнымъ болѣзнемъ молитвами святаго царевича Димитрия от мощей его, и притекоша к нему, и помолися, — и в той часъ бысть здравй.
Чудо 9. Некая женщина, — назвала имя свое, Антонида, родом из Галицкого уезда, — рассказала, что болели у нее внутренности 20 лет, и раздала она врачам все свое имущество, но все же не получила никакой пользы. И услышала она, что по молитвам святого царевича Димитрия приходящие получают от его мощей исцеление от различных болезней, — и пришла к нему, и помолилась, — и в тот же час стала здорова.
Чюдодесятое. Нѣкая инокиня повѣда имя свое Маремиана Извѣкова, из Зачатейскаго монастыря,[79]
и повѣда о себѣ: болѣша у нея очи 2 года, и приидоша помолитися ко царевичеву гробу, — и в том часѣ прозрѣла молитвами святаго
благовѣрнаго царевича Димитрия.
Чудо 10. Некая инокиня, — назвала имя свое, Маремьяна Извекова, из Зачатьевского монастыря, — рассказала о себе: болели у нее глаза 2 года, и пришла она помолиться к царевичеву гробу, — и в тот же час прозрела молитвами святого благоверного царевича Димитрия.
Чюдо
11. Нѣкая жена повѣда имя свое Феодосия, болѣли у нея очи 15 лѣтъ, и во главѣ бысть у нея великий лом. И како она притекши ко гробу святаго благовѣрнаго царевича Димитрия и утерши очи и главу покровомъ, который на мощех святаго царевича Димитрия, — и в томъ часѣ исцелѣ молитвами его.
Чудо 11. Некая женщина, — назвала имя свое, Феодосия, — болели у нее глаза 15 лет, и в голове у нее была сильная ломота. И как только пришла она ко гробу святого благоверного царевича Димитрия и вытерла глаза и голову покровом с мощей святого царевича Димитрия, — и в тот же час исцелилась молитвами его.
Чюдо
12. Нѣкая жена повѣда имя свое Фекла, яко не видѣ она многое время, и пришедъ помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, и приложися к мощем его, — и в томъ часѣ прозрѣ окомъ единѣмъ молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия.
Чудо 12. Некая женщина, — назвала имя свое, Фекла, — была она долгое время слепа и, прийдя помолиться ко гробу святого царевича Димитрия, приложилась к мощам его, — и в тот же час прозрел у нее один глаз молитвами
святого благоверного царевича Димитрия.
Чюдо
13. Нѣкая дѣвица повѣда имя свое Мавра, не видѣ она очима свѣта полтора года, и приведоша ю ко гробу святаго благовѣрнаго царевича Димитрия, — и в томъ часѣ прозрѣ молитвами его.
Чудо 13. Некая девица, — назвала имя свое, Мавра, — была она слепа полтора года, и привели ее ко гробу святого благоверного царевича Димитрия, — и в тот же час прозрела она молитвами его.
Чюдо
14. Некий человѣкъ повѣда имя свое Симеонъ Стефановъ, стражь Вознесенского монастыря,[80]
одержимъ былъ лютою болѣзнию, бѣ бо разслабленъ бывъ полтора года. И вмѣстися ему во умъ: дошелъ бы ко гробу святаго царевича Димитрия, — и поидоша зѣло понуждаяся, и претерпѣ от множества народа тѣсноту, и топтания ножная со благодарением восприятъ. И обнащевалъ у гроба святаго царевича Димитрия, и усну мало, — и видѣ во снѣ явление: пришедъ к нему отрокъ младъ во свѣтлѣ одежди и глагола ему з запрещениемъ: «Востани, что сѣдиши!», — и возбну от сна, и ужасеся зѣло, и обья его страхъ. И от того часа послыша в себѣ силу, а болѣзнь забыша. И воставъ, пришед ко гробу святаго царевича Димитрия и бысть совершенно здравъ молитвами его.
Чудо 14. Некий человек, — поведал имя свое, Симеон Стефанов, сторож Вознесенского монастыря, — был он одержим страшною болезнью: лежал, парализованный, полгода. И пришло ему на ум: попасть бы ко гробу святого царевича Димитрия, — и пошел он с большим трудом, и претерпел тесноту от множества народа, и топтание ногами с благодарностью воспринял. И заночевал он у гроба святого царевича Димитрия, и уснул немного, — и увидел во сне явление: пришел к нему юный отрок в светлой одежде и повелел ему грозно: «Встань, что сидишь!», — и пробудился он ото сна, и ужаснулся очень, и объял его страх. И с того часа почувствовал он в себе силу, а болезнь забыл. И, встав, пришел ко гробу святого царевича Димитрия и был совершенно здоров молитвами его.
Чюдо
15. Нѣкая жена повѣда имя свое Евдокия, болѣша у нея очи 4 года и 10 недѣль, и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и прозрѣ молитвами его.
Чудо 15. Некая женщина, — назвала имя свое, Евдокия, — болели у нее глаза 4 года и 10 недель, и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и прозрела она молитвами его.
Чюдо
16. Нѣкая жена, вдова, повѣда имя свое Мавра, а житие ея у Спасского монастыря Новаго,[81]
из слободы, что на Крутицах, не видѣ нимало свѣта от ослепления 7 лѣтъ и велми скорбя, мнѣша и умрети от тоя болѣзни. И приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и прозрѣ в томъ часѣ молитвами его, благодаря Бога и святаго благовѣрнаго царевича Димитрия.
Чудо 16. Некая женщина, вдова, — поведала имя свое, Мавра, а жила она у Новоспасского монастыря, в слободе, что на Крутицах, — не видела она света <белого> из-за ослепления и очень скорбела, думала, что и умрет от той болезни. И привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и молитвами его прозрела она в тот же час, благодаря Бога и святого благоверного царевича Димитрия.
Чюдо
17. Нѣкая жена повѣда о чюдеси святаго царевича Димитрия: не видѣ она окомъ единѣмъ 20 лѣтъ, и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия (токмо повѣда, что она Иоаннова Мясоѣдова жена, а имени своего не повѣда), — и в кий часъ приведоша ю ко гробу святаго, в томъ часѣ и прозрѣ молитвами его, и благодаря Бога и святаго царевича Димитрия, и бысть здрава.
Чудо 17. Некая женщина поведала о чуде святого царевича Димитрия: не видела она одним глазом 20 лет, и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия <сказала только, что она — жена Ивана Мясоедова, а имени своего не сказала>, — и в который час привели ее ко гробу святого, в тот же час и прозрела она молитвами его, и благодарила Бога и святого царевича Димитрия, и была здорова.
Чюдо
18. Нѣкая дѣвица повѣда свое имя Анна и повѣда житие свое на Москвѣ у Георгиевского священника[82] у Василия, — от рождения ея на 4-мъ году заболѣша у нея нога, и многое время пострада от нея. И приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в томъ часѣ исцелѣ и от тоя болѣзни бысть здрава молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия.
Чудо 18. Некая девица, — назвала имя свое, Анна, и сказала, что живет в Москве, у священника Георгиевской церкви Василия, — на 4-м году жизни заболела у нее нога, и долгое время страдала она от этого. И привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и в тот же час она исцелилась и выздоровела от той болезни молитвами святого благоверного царевича Димитрия.
Чюдо
19. Нѣкая жена повѣда имя свое Ирина, быша слѣпа 7 лѣтъ и прозрѣша молитвами благовѣрнаго царевича Димитрия у гроба его.
Чудо 19. Некая женщина, — назвала имя свое, Ирина, — была слепа 7 лет и прозрела молитвами благоверного царевича Димитрия у гроба его.
Чюдо
20. Нѣкая жена повѣда имя свое Мавра, была она глуха многое время, и помолишася ко Господу Богу и святому благовѣрному царевичю Димитрию у гроба его, — и в той часъ получиша исцѣление, и нача слышати по-прежнему.
Чудо 20. Некая женщина, — назвала имя свое, Мавра, — была она глуха долгое время, и помолилась ко Господу Богу и святому благоверному царевичу Димитрию у гроба его, — и в тот же час получила исцеление, и начала слышать по-прежнему.
Чюдо
21. Нѣкая жена повѣда имя свое Агафия и повѣда о себѣ: была она слѣпа многое время, и приидоша ко гробу святаго царевича Димитрия, и помолишася, — и в томъ часѣ исцелѣ молитвами его, прозрѣ совершенно.
Чудо 21. Некая женщина, — назвала имя свое, Агафия, и рассказала о себе: была она слепа долгое время, и пришла ко гробу святого царевича Димитрия, и помолилась, — и в тот же час исцелилась молитвами его, прозрела совершенно.
Чюдо
22. Нѣкая жена повѣда имя свое Марфа, Василия Белугина жена, не видѣ она от слѣпоты 15 лѣтъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозрѣ молитвами его.
Чудо 22. Некая женщина, — поведала имя свое, Марфа, жена Василия Белугина,
— не видела она из-за слепоты 15 лет, — и у гроба святого царевича Димитрия
прозрела молитвами его.
Ч ю д о 23. Нѣкая дѣвица повѣда имя свое Евфимия и повѣда о себѣ, что была слѣпа 2 года, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозрѣ молитвами его.
Чудо 23. Некая девица, — назвала имя свое, Евфимия, и рассказала о себе, что была она слепа 2 года, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрела молитвами его.
Чюдо
24. Нѣкий человѣкъ именемъ Ануфрий повѣда, яко бѣсновася онъ[83] 10 лѣтъ, злѣ пострада от тоя болѣзни, и помолися у гроба святаго царевича
Димитрия, — и исцелѣ молитвами его.
Чудо 24. Некий человек, именем Онуфрий, рассказал, что он 10 лет бесновался и жестоко пострадал от той болезни, и помолился у гроба святого царевича
Димитрия, — и исцелился молитвами его.
Чюдо
25. Нѣкая дѣвица повѣда имя свое Анна, а житие свое повѣда: живетъ на Кулишках[84] у посадского человѣка у Иякова; не видѣ она многое время, и помолися Господу Богу, предстоя у гроба святаго царевича Димитрия, и помолишася святому царевичю Димитрию, — и в томъ часѣ прозрѣ молитвами его.
Чудо 25. Некая девица, — назвала имя свое, Анна, а о житье своем рассказала:
живет
на Кулижках у посадского человека Иакова; не видела она долгое время, и помолилась Господу Богу, предстоя у гроба святого царевича Димитрия,
и помолилась святому царевичу Димитрию, — и в тот же час прозрела молитвами его.
Чюдо
26. Нѣкто отрокъ повѣда имя свое Симеонъ, Димитриевъ сынъ, не видѣ лѣвымъ окомъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозрѣ молитвами его.
Чудо 26. Некий отрок, — назвал имя свое, Симеон, Дмитриев сын, — не видел он левым глазом, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрел молитвами его.
Чюдо
27. Нѣкая инокиня повѣда имя свое Улияния, а житие ея в Зачетейском монастырѣ, не видѣ 10 лѣтъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозрѣ молитвами его, и видѣ совершенно.
Чудо 27. Некая инокиня, — назвала имя свое, Ульяния, а жила она в Зачатьевском монастыре, не видела она 10 лет, — и у гроба святого царевича Димитрия
прозрела молитвами его и <стала> видеть совершенно.
Чюдо
28. Нѣкая жена повѣда имя свое Ирина, а житие свое повѣда — Тимофѣева дому Витофтова, болѣла у нея нога лѣвая 2 годы, — и от гроба святаго царевича Димитрия и исцеление получила, и бысть здрава.
Чудо 28. Некая женщина, — назвала имя свое, Ирина, а о житье своем сказала — у дома Тимофея Витовта, — болела у нее левая нога 2 года, — и от гроба святого царевича Димитрия она и исцеление получила, и стала здорова.
Чюдо
29. Нѣкая жена повѣда имя свое Евдокия, а мужь ея именемъ Исидоръ,
болѣли у нея очи 2 годы, и предста у гроба святаго царевича Димитрия, — и исцелѣ молитвами его.
Чудо 29. Некая женщина, — назвала имя свое, Евдокия, а муж ее именем Исидор, — болели у нее глаза 2 года, и явилась она ко гробу святого царевича Димитрия, — и исцелилась молитвами его.
Чюдо
30. Повѣда о чюдеси святаго царевича Димитрия, приведенъ
бысть ко гробу святаго материю своею, отрокъ именемъ Иоаннъ, а мати его именем Агафия. Той отрокъ Иоаннъ, имѣя возрастъ 10 лѣтъ, пострада от ножныя болѣзни, а болѣла у него лѣвая нога, и на древеницѣ ходилъ, и зѣло изнемогъ, и зваху его людие разслаблена. И принесоша ко гробу святаго царевича Димитрия, — и молитвами его исцелѣ, и утвердися нога его, яко другая.
Чудо 30. Поведал о чуде святого царевича Димитрия отрок по имени Иоанн, будучи приведен ко гробу святого своей матерью, а мать его по имени Агафья. Тот отрок Иоанн в возрасте 10 лет пострадал от болезни ног, а болела у него левая нога, и ходил он на деревянной ноге, и изнемог очень, и звали его люди расслабленным. И принесли его ко гробу святого царевича Димитрия,
— и молитвами его он исцелился, и нога его стала крепкой, как и другая.
Чюдо
31. Нѣкая инокиня повѣда имя свое Александра, а житие свое повѣда в Зачетейскомъ монастырѣ, болѣша у нея око 2 года, и приидоша ко гробу святаго царевича Димитрия, и помолишася, — и исцелѣ око ея молитвами его и ста, яко и здравое.
Чудо 31. Некая инокиня, — назвала имя свое, Александра, а о житье своем сказала, что живет в Зачатьевском монастыре, — болел у нее глаз 2 года, и пришла она ко гробу святого царевича Димитрия, и помолилась, — и исцелился глаз ее молитвами его и стал таким же, как и здоровый.
Чюдо
32. Нѣкая жена повѣда имя свое Ирина, Юрьевского уѣзду Полскова, не видѣ свѣта правымъ окомъ 7 лѣтъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозрѣ.
Чудо 32. Некая женщина, — назвала имя свое, Ирина, из Юрьево-Польского уезда, — не видела она правым глазом 7 лет, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрела.
Чюдо
33. Нѣкая жена повѣда имя свое Мария, не видѣ свѣта 5 лѣтъ, — и в кий часъ пришедъ ко гробу святаго царевича Димитрия, в той часъ и прозрѣ молитвами его.
Чудо 33. Некая женщина, — назвала имя свое, Мария, — не видела она света <белого> 5 лет, — и в который час пришла ко гробу святого царевича Димитрия,
в тот же час и прозрела молитвами его.
Чюдо
34. Нѣкий человѣкъ, родомъ арапъ, во крещении повѣда нареченное имя свое Матфей; в рукѣ была у него злая язва волосатикъ[85] 3 годы, и приидоша помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в той часъ исцелѣ у него молитвами святаго, и бысть здравъ.
Чудо 34. Некий человек, родом арап, — назвал имя свое, данное ему во крещении, Матвей; была у него на руке 3 года страшная язва, волосатик, и пришел он помолиться ко гробу святого царевича Димитрия, — и в тот же час исцелилась у него <язва> молитвами святого, и стал он здоров.
Чюдо
35. Нѣкая жена, вдова, повѣда имя свое Киликия, рождение ея Новаграда; бѣ бо одержима бѣсным недугом, и приидоша помолитися, — и исцелѣ молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия у гроба его.
Чудо 35. Некая женщина, вдова, — назвала имя свое, Киликия, родом из Новгорода; так как была она одержима недугом беснования, пришла она помолиться, — и исцелилась молитвами святого благоверного царевича Димитрия у гроба его.
Чюдо
36. Нѣкоего человѣка именемъ Иоанна, приведоша его слѣпа ко гробу святаго царевича Димитрия, а слепотою одержимъ былъ 3 годы, — и прозрѣ молитвами святаго благовѣрнаго царевича Димитрия, и бысть здравъ.
Чудо 36. Некоего человека по имени Иоанн привели, слепого, ко гробу святого царевича Димитрия, а был он одержим слепотою 3 года, — и прозрел он молитвами святого благоверного царевича Димитрия, и стал здрав.
Чюдо
37. Нѣкая дѣвица повѣда имя свое Ксения, нападе на нея велий страх и ужасъ по навѣту диаволю, и обдержа ея то страхование от Свѣтлыя недѣли[86] и немалое время. И приидоша помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, — и молитвами его отъяхся от нея страхование.
Чудо 37. Некая девица, — назвала имя свое, Ксения, — напал на нее великий страх и ужас по наущению дьявольскому, и держал ее этот страх от Светлой недели и немалое время. И пришла она помолиться ко гробу святого царевича Димитрия, — и молитвами его отошел от нее страх.
Чюдо
38. НѣкаяженаповѣдаимясвоеАнна,житиесвоеповѣданаНикитской улицѣ, а мужь ея именемъ Василий; бысть она слѣпа многое время — и прозрѣ у гроба святаго царевича Димитрия молитвами его.
Чудо 38. Некая женщина, — назвала имя свое, Анна, сказала, что живет на Никитской улице, а муж ее — по имени Василий; была она слепа долгое время, — и прозрела у гроба святого царевича Димитрия молитвами его.
Чюдо
39. Нѣкая вдова повѣда имя свое Ксения, а житие повѣда за Москвою рѣкою, и скорбѣша 6 лѣтъ внутреннею болѣзнию, да нога у нея оолѣла лѣто; и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и исцелѣ в той часъ молитвами его от обоих болѣзней.
Чудо 39. Некая вдова, — назвала имя свое, Ксения, а живет, сказала, за Москвою-рекой, — и болели у нее 6 лет внутренности, да год болела у нее нога; и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и исцелилась она в тот же час молитвами его от обеих болезней.
Чюдо
40. Нѣкая жена повѣда имя свое Евфимия, болѣла внутреннею болѣзнию 8лѣтъ — и исцелѣ у гроба святаго царевича Димитрия молитвами его.
Чудо 40. Некая женщина, — назвала имя свое, Евфимия, — болела она болезнью внутренностей 8 лет, — и исцелилась у гроба святого царевича Димитрия
молитвами его.
Чюдо
41. Нѣкая жена повѣда имя свое Мария, болѣша у нея очи 30 лѣтъ; и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и прозрѣ в томъ часѣ молитвами его; а в то время пѣли понахиду[87] по государѣ царѣ и великомъ князе Феодоре Иоанновиче всеа Росии, а понахиды слушали царь Василей[88] и весь освященный соборъ.
Чудо 41. Некая женщина, — назвала имя свое, Мария, — болели у нее глаза 30 лет; и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и прозрела она в тот же час молитвами его; а в это время служили панихиду по государю царю и великому князю всея Руси Феодору Иоанновичу, а панихиду слушали царь Василий и весь освященный собор.
Чюдо
42. Нѣкая жена, вдова, повѣда имя свое Анна, а житие свое повѣда Старицского уѣзду; не видѣ лѣвымъ окомъ немалое время, а у гроба святаго царевича Димитрия прозрѣ молитвами его и исцѣление получи о Христѣ Иисусѣ, Господѣ нашемъ, емуже слава со Отцем и со Святым Духомъ нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь.
Чудо 42. Некая женщина, вдова, — назвала имя свое, Анна, а живет, сказала, в Старицком уезде; не видела она левым глазом долгое время, а у гроба святого царевича Димитрия прозрела молитвами его и исцеление получила о Христе Иисусе, Господе нашем, которому слава со Отцем и со Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.