МѢСЯЦА ДЕКЯМБРЯ ВЪ 6 ДЬНЬ.
МЕСЯЦА ДЕКАБРЯ В 6-Й ДЕНЬ.
ЧЮДЕСА СВЯТАГО АРХИИЕРѢЯ ХРИСТОВЫ НИКОЛЫ
ЧУДЕСА СВЯТОГО АРХИЕРЕЯ ХРИСТОВА НИКОЛЫ
Господи, благослови!
Господи, благослови!
Бысть въ врѣмена Костянтина Великааго[1] цѣсаря мятежь въ Фригии[2] от даифалъ.[3] И възвѣщено бысть Костянтину цѣсарю о нихъ. И посла 3 воеводы съ своими вои: Непотияна, и Урса, и Еронлиона, тако нарицаеме. Си отвезъшеся от славьнааго града Костянтиня,[4] присташа въ Ликийстѣй[5] епархи,[6] въ мѣстѣ, нарицаемѣмь Андриакии;[7] сущю пристанищю Мирьсцѣй,[8] митрополии, от трии поприщь.[9]
Был во времена цесаря Константина Великого мятеж даифал<ов> во Фригии. И возвещено было о них цесарю Константину. И послал он трех воевод с воинами своими: Непотиана, и Урса, и Еронлиона, — так их звали. И они, отплыв от славного града Константина, пристали в Ликийской епархии, в месте, называемом Андриакия, — гавани, находившейся в трех поприщах от столичного города Миры.
И изидоша поглумитъся, не сущю имъ подобъну плаванию. Изидоша же от воинъ етери, хотяще трѣбования брашьну обрѣсти. Обидяху же воини; и тяжа бысть въ нарицаемѣмь Плакомата, яко и мълвѣ быти бещисльнѣй.
И сошли они <на берег> прогуляться, ибо плавание не было для них благоприятным. Некоторые же из воинов пошли, чтобы раздобыть необходимую провизию. И обидели воины <кого-то>, и столкновение было в Плакомате, и шум был большой <из-за этого>.
Слышавъ же си святый Божий Никола, епископъ и пастырь цьркъви Божии, сущая ту люди убо умоль укроти, да ничьтоже зъла, ни обидъ створять. Абие же приде въ Андриаки. И поклонишася ему вьси. И увѣдѣвъше воеводы пришьствие святаго, и ти поклонишася ему. Въпрошении же бывъше от него, рѣша: «Мирьници есмъ и яко на брань грядемъ». И умоли я прити въ градъ и прияти от него благословление. И повелѣша воеводы вьсѣмъ мирьнымъ быти и ниединого обидѣти.
Услышав об этом, Божий святой Никола, епископ и пастырь церкви Божией, умолив, успокоил находившихся там людей, дабы не сотворили они никакого зла и обиды. Вскоре же пришел он в Андриакию, и поклонились ему все. И узнали воеводы о пришествии святого и тоже поклонились ему. А когда он спросил их, сказали: «Мы миролюбивые люди, хотя и на войну идем». И умолил он их прийти в город и принять от него благословение. И приказали воеводы всем мирными быть и ни единого не обидеть.
Придоша же етери от града и поклонишася, рѣша святому: «Господи, аще бы въ градѣ былъ, не быша такъ: три съмьрти без вины былы. Князь бо, мьзду възьмъ, тремь мужемъ повелѣ мечьмь умрети. И весь градъ немало плакася, имьже не бѣ ту». И абие умоли святый воеводы и съ ними иде въ градъ.
Между тем пришли некие <люди> из города и, поклонившись, сказали святому: «Господин, если бы ты был в городе, не случилось бы такого: три смертных приговора вынесены невинным. Ведь князь, взяв мзду, приказал убить мечом трех мужей. И весь город немало горевал, что тебя там не было». И тотчас святой умолил воевод и вместе с ними вошел в город.
И бывъшю ему въ нарицаемѣмь Леонтѣ, въпраша сущихъ ту о приимъшиихъ осужение. И рѣша, яко ведоша я путьмь, нарицаемѣмь Диоскоръ. Въшьдъ же въ цьркъвь Крискентия и Диоскорида, пакы въпроси, и увѣдѣвъ, яко враты хотять изити. И бывъшю ему въ вратѣхъ, въпроси о нихъ. И рѣша ему, яко идуть въ нарицаемый Виранъ, бѣ бо мѣсто то мучимыимъ.[10] И пришьдъ, обрѣтъ народъ многъ и дьржаща спекулатора мечь и жидуща пришьствия святому. И пришьдъ на мѣсто, обрѣте три мужа; лица имъ убросъмь завязана, и поклоньша колѣна, и простьрша выя, и жидуща своея съмьрти. Святый же Никола, приимъ мечь от спекулатора, повьрже и´ на земли. Онѣхъ же, раздрѣшь от узъ, приведе въ градъ. И пришьдъ въ княжь дворъ, разби врата.
И когда был в Леонте, спросил он находившихся там о принявших осуждение. И сказали они, что вели их дорогой, называемой Диоскор. Войдя же в церковь Крискентия и Диоскорида, снова спросил он и узнал, что будут выходить через городские ворота. И когда был у ворот, <вновь> спросил о них. И ответили ему, что идут в Виран, ибо это было место казни. И, придя, обнаружил он много народа и палача, держащего меч и ждущего пришествия святого. И придя на место <казни>, обнаружил он трех мужей; лица их были завязаны платками, они преклонили колени, и вытянули шеи, и ждали своей смерти. Святой же Никола, взяв меч у палача, бросил его на землю. А тех <мужей>, освободив от уз, привел в город. И придя во двор князя, разбил ворота.
Абие же слышавъ от спекулатора, Еустафий князь, текъ, изиде поклонитъся ему. Тоже святый Никола отврати лице свое, глаголя: «Прѣступьниче Божий и кръвопииче! Како дьрзнулъ еси на мое лице прити, таково и толико створь! Не имамъ тебе пощадѣти. Се бо възвѣщю цѣсарю Костянтину о нихъже, еси створилъ и како строиши епархию». Князь же Еустафий, поклонь колѣнѣ свои, и рече: «Никакоже не прогнѣвайся на мя, господи, нъ увѣжь истину, яко азъ нѣсмь повиньнъ, нъ старѣишинѣ града Евдокий и Симонидъ». Увѣдѣвъ же, яко дъвѣ сътѣ литръ[11] злата възятъ да я’ погубить, и умоленъ бывъ святый от воеводъ отдасть ему грѣхъ, невѣрьно сътворь еже о нихъ лъжею съдѣяния.
Тотчас же услышав <об этом> от палача, князь Евстафий поспешно вышел поклониться ему. Тогда святой Никола отвернулся от него, говоря: «Преступник перед Богом и кровопийца! Как дерзнул ты показаться мне на глаза, столько и такого натворив! Не пощажу тебя. Возвещу цесарю Константину о том, что ты совершил и как управляешь епархией». Князь же Евстафий, преклонив колени свои, сказал: «Ничуть не прогневайся на меня, господин, но узнай правду, ибо не я виновен, а старейшины града, Евдокий и Симонид». Узнав же, что взял он двести литр злата, дабы их погубить, и умолен будучи воеводами, святой простил ему вину, объявив несправедливыми решения о них, которые <были вынесены> ложно.
Воеводы же, съ святыимь обѣдовавше, молиша и´ да имъ молитву створить. И приимъше благословление, отвезошася отътуду.
Воеводы же, трапезничая со святым, молили его, да сотворит о них молитву. И, приняв благословение, отплыли оттуда.
И присташа въ Фругии, и умириша вся мѣста противьная. И миръ многъ створьше, придоша въ славьный Костянтинь градъ. И велие сърѣтение бысть имъ от живущиихъ ту воеводъ, от цѣсаря и от князь, яко побѣду створьшемъ. И бѣша въ полатѣ цѣсаревѣ вельми похвалени.
И пристали во Фригии, и усмирили они все мятежные поселения. И, установив прочный мир, пришли в славный Константин-град. И торжественная встреча была им <устроена> живущими тут воеводами, цесарем и князьями, как одержавшим победу. И были они в палате цесаревой весьма прославлены.
Завида же имъ бысть от живущиихъ ту воеводъ. И намълвиша епарха Авлавия яко да убиють, давъше ему тысящю и боле седмь сътъ литръ злата да я’ погубить.
Но возникла зависть к ним у живущих тут воевод. И подговорили они старшего городского судью Авлавия <устроить так>, чтобы их убили, дав ему более 1700 литр злата, чтобы их погубить.
Сии тако обѣщавъ имъ, Авлавий епархъ въниде къ цѣсареви и глагола ему: «Владыко самодьржьче! Ковъ бываеть твоей дьржавѣ от хождьшиихъ въ Фругию. Увѣдѣхъ бо въ истину, яко ти убо съвѣщаша въстати на дьржаву твою, обѣщавъше посъланыимъ съ ними къняжия, и дары, и большая чьсти. Азъ же увидѣхъ и не могохъ молчати,[12] яко есть таковая неправьда. Тѣмьже, еже воля дьржавѣ твоей, то сътвори». Цѣсарь же прогнѣвавъся, яко о животѣ своемь увѣдѣвъ; абие, не истязавъ ихъ, повелѣ вести я’ въ тьмьницю.
Пообещав им это, судья Авлавий вошел к цесарю и сказал ему: «Владыка самодержец! Злой умысел есть против Величества твоего от ходивших во Фригию. Узнал я доподлинно, что они сговорились выступить против Величества твоего, обещав посланным с ними княжеские владения, и дары, и большей чести. Я же узнал и не смог молчать, что есть такой обман. Так что, какова воля Величества твоего, то сотвори». Цесарь же разгневался, когда узнал об <угрозе> жизни своей, и тотчас, не допросив, повелел вести их в темницу.
Лѣту же минувъшю, вражьдующе и намълвиша епарха Авлавия, глаголюще ему: «Почьто я’ въвьрже въ тьмьницю и остави имъ чивотъ? Вънутрь бо суще, имуть възмощи и себѣ помощь створити». Слышавъ же епархъ, яко и вънутрь сущь себѣ помагають, абие възвѣсти цѣсарю си. Цѣсарь же услышавъ, яко и вънутрь сущь на нь ковъ творять, повелѣ въ нощи мечьмь усѣкнути я. Епархъ же слышавъ, посла къ приставьнику тьмници Илариану, глаголя яко: «Три мужа воеводы, яже имаши въ тьмьници, уготови умьрети въ нощь сию».
По прошествии некоторого времени недруги <воевод> упрекнули судью Авлавия, сказав ему: «Почему ты бросил их в темницу и сохранил им жизнь? Ведь будучи заточенными, смогут они помочь себе». Судья, услышав, что и заточенными будучи, себе помогают, тотчас возвестил об этом цесарю. Цесарь же, узнав, что они и заточенными будучи, против него заговор замышляют, повелел отсечь им ночью головы мечом. Судья же, выслушав, послал к начальнику темницы Илариону, говоря: «Трех мужей, воевод, которых содержишь в темнице, приготовь этой ночью умереть».
Капикларини же Иларионъ, слышавъ си, съ сльзами рече трьмъ мужемъ: «Страхъ мя одьржить велии, и боюся, и трепещю, яко благо бы ми да быхъ васъ не видѣлъ. Ныне же глаголю и слышю съ вами, утрѣе же от себе разлучимъся, понеже повелѣно бысть умрети вамъ. Нъ еже вы есть въ имѣнии ли злато, ли срѣбро, ли ино чьто, — емуже что хощете оставити,[13] яко въ сию нощь повелѣно вы умрети бысть».
Начальник же темницы Иларион, услышав это, со слезами сказал трем мужам: «Страх великий меня охватывает, и боюсь, и трепещу, так что лучше бы я вас не видел. Ведь ныне говорю с вами и слушаю вас, а утром мы разлучимся, потому что назначено вам умереть. А то, что есть у вас в собственности: золото ли, или серебро, или что другое — кому что хотите оставить — <оставляйте>, потому что этой ночью назначено вам умереть».
Слышавъше же се, мужи абие растьрзаша ризы своя и власы своя обръваша, и пьрстию посыпавъше, възъпиша, плачюще и жалостьно рыдающе, глаголаху: «Чьто бо не оправьдахомъ, да тако погыбнемъ?» Непотиянъ же въ память пришьдъ, яже створи святый Никола трьмъ мужемъ, иже въ Ликии, рече плачася: «Господи Боже святаго Николы, помилуй ны! Якоже створилъ еси трьмъ мужемъ, иже въ Ликии, неправьдою осуженомъ, и съпаслъ я’ еси от съмьрти, и ныне ны съпаси, святый Николае, Христовъ рабе; аще и далече еси, нъ близъ да будеть ти молитва наша, и къ Богу възъпи о насъ да съпасени бывъше подобьни будемъ поклонитися твоей святыни». И си рекъшю Непотияну, тожде и трие мужи, яко единѣми усты, тако възъпиша.
Услышав это, мужи тут же растерзали свои одежды, и рвали на себе волосы и, посыпав их земным прахом, возопили, плача и жалостно рыдая, и говорили: «В чем мы не оправдались, чтобы так погибнуть?» Непотиан же, вспомнив, что сделал святой Никола для трех мужей в Ликии, сказал, плача: «Господи Боже святого Николы, помилуй нас! Как помог ты трем мужам, которые в Ликии, неправедно осужденным, и спас их от смерти, так и нас ныне спаси, святой Никола, Христов раб; хоть и далеко ты, но близка да будет тебе молитва наша, и к Богу возопи о нас; да спасены будучи, сподобимся мы поклониться твоей святости». И когда сказал это Непотиан, также и трое мужей словно едиными устами так возопили.
Святый же Николае видимо явися цѣсарю Костянтину и рече ему: «Въстани и отпусти три мужа воеводы, яже имаши въ тьмьници, яко оклеветани быша. Аще ли ослушаешися мене, брань створю ти въ Дьрачи, и плъть твою птицамъ прѣдамь, и молитву сътворю на тя къ великому цѣсарю Исусу Христу». И рече цѣсарь: «Кто убо ты еси и како въ мою полату въниде?» И рече святый: «Азъ есмь Николае грѣшьный, сый въ Ликии и въ Мурѣхъ митрополить». И се рекъ, отиде.
Святой же Никола явился зримо цесарю Константину и сказал ему: «Встань и отпусти трех мужей воевод, которых содержишь в темнице, ибо оклеветаны они были. Если же ослушаешься меня, устрою тебе войну в Драчи, и тело твое птицам отдам, и обращусь с молитвой против тебя к великому цесарю Иисусу Христу». И спросил цесарь: «Кто ты есть и как в мою палату вошел?» И сказал святой: «Я Никола грешный, в Ликии и в Мирах митрополит». И сказав так, ушел.
И то же глаголя, явися Авлавию епарху: «Авлавие, враже несмысленый[14] умъмь, въстани и пусти три мужа, яже имаши въ тьмьници. Аще ли ослушаешися мене, молитву сътворю на тя къ великому цѣсарю Исусу Христу, и въ недугъ въпадеши, и чьрвьмъ будеши въ сънѣдение, и вьсь домъ твой погыбнеть зълѣ». И рече ему Авлавие епархъ: «Ты убо кто еси, таковая глаголеши?» То же святый рече: «Азъ есмь Николае, грѣшьный рабъ Божий, сый въ Ликии и въ Мирѣхъ митрополитъ». И си рекъ, отиде.
И то же <самое> сказал, явившись судье Авлавию: «Авлавий, злодей, недалекий умом, встань и отпусти трех мужей, которых содержишь в темнице. Если же ослушаешься меня, обращусь я с молитвой против тебя к великому цесарю Иисусу Христу, и впадешь в недуг, и станешь пищей червей, и весь род твой погибнет зло». И сказал ему судья Авлавий: «Ты кто есть, что такое говоришь?» То же <самое> святой сказал: «Я Никола, грешный раб Божий, в Ликии и в Мирах митрополит». И сказав это, ушел.
Въспрянувъ же, цѣсарь възъва протокурисара своего и рече ему: «Възвѣсти епарху, яже видѣхъ». Такоже и епархъ посла курсора своего, тако же съказавъ. И повелѣ цѣсарь прѣдъстати воеводамъ от тьмьнице прѣдъ лицьмь его.
Очнувшись, цесарь призвал своего управляющего и сказал ему: «Возвести судье, что я видел». Так же и судья послал управляющего своего, то же <самое> сказав. И повелел цесарь предстать перед ним воеводам из темницы.
И шьдъшемъ же мужемъ от тьмьнице, рече имъ: «Кыми кореньми творяще, таковы съны намъ посласте?» Они же мълчааху. Въторицею же въпрошени бывъше, Непотияномь отвѣщану бывъшю: «Владыко самодьржьче! Мы корения не вѣмъ, ни таковыихъ сътворихомъ на твою дьржаву. Аще ли есмъ таци, въ горьшая мукы да прѣдани будемъ».
И когда пришли воеводы из темницы, сказал он им: «Какими кореньями действуя, послали вы нам такие сны?» Они же молчали. А когда второй раз их спросил, Непотиан ответил: «Владыка самодержец! Мы корения не знаем и ничего такого не совершили против твоего Величества. Если же мы такие, на горшие муки да преданы будем».
Цѣсарь же рече имъ: «Вѣсте ли етера Николу, тако нарицаема?» Они же, слышавъше имя святаго Николы, яко единѣми усты, тако възъпиша, съ сльзами глаголюще: «Господи Боже святаго Николы, послушай насъ! И якоже съпаслъ еси три мужа, иже въ Ликии осуженыя бес правьды, и ны съпаси, умирающа бес правьды, святый Николае!» Цѣсарь же рече имъ: «Рьцѣте ми, къто сь есть Николае». Нипотиянъ же рече ему вся, елико сътвори святый Николае, и тако съпасе хотящая умрети бес правьды.
Тогда цесарь сказал им: «Знаете ли вы некоего Николу?» Они же, услышав имя святого Николы, словно едиными устами так воскликнули, говоря со слезами: «Господи Боже святого Николы, послушай нас! И как спас ты трех мужей, которые в Ликии осуждены были неправедно, так и нас спаси, осужденных несправедливо, святой Никола!» Цесарь же сказал им: «Поведайте мне, кто этот Никола». И Непотиан рассказал ему обо всем, что сотворил святой Никола и так спас готовившихся умереть безвинно.
Тоже цѣсарь рече имъ: «Не азъ даю вамъ животъ, нъ егоже вы призывасте святаго Николы. У негоже, шьдъше, постризѣте главы своя». И дасть имъ съсуды цьркъвьныя и Евангелие злато съ камениемь драгыимь украшено, и посла я въ Ликию.
И тогда цесарь сказал им: «Не я сохраняю вам жизнь, а святой Никола, которого вы призывали. Идите и постригитесь у него». И дал он им сосуды церковные, и Евангелие, украшенное золотом и драгоценными камнями, и послал их в Ликию.
И постригоша главы своя, дающе нищиимъ злато много въ нарочита врѣмена. По многа же лѣта се творяху, славяще Бога, творящааго велия и дивьная чюдеса, якоже есть писано, яко «Дивьнъ Богъ въ святыихъ своихъ».[15] Тому слава и дьржава съ иночадыимь Сынъмь его и Прѣсвятыимь и Животворящимь Духъмь ныне и присно и въ бесконьчьныя вѣкы вѣкомъ. Аминь.
И постриглись они там, и давали нищим много золота в памятные дни. И совершали они это многие годы, славя Бога, творящего великие и дивные чудеса, как и писано: «Дивен Бог во святых своих». Слава ему и власть с единородным его Сыном и Пресвятым и Животворящим Духом ныне и всегда и в бесконечные веки веков. Аминь.
Чюдо 2 святаго и великаго отьца и архиерѣя Божия и чюдотворьца Николы, бывъшаго въ Мирѣхъ Ликиинѣ.
Чудо второе святого и великого отца и архиерея Божия чудотворца Николы, жившего в Мирах Ликийских.
Господи, благослови!
Господи, благослови!
Добро есть намъ Божие писание къ вамъ проповѣдати, вѣрьнии, въспомянувъше пророчьскый онъ глас, глаголющь: «Въ истину чюдьнъ Богъ и милость его въ святыихъ его, волю его вьсѣмь створи»;[16] яко и ныне въ чловѣцѣхъ быша чюдотворьца Николы, бывъшемъ въ нашихъ лѣтѣхъ.
Подобает нам Божие писание вам проповедовать, благоверные, вспомнив тот пророческий голос, изрекший: «Воистину чуден Бог, и милость его — в святых его, волю свою всем явил», — как и ныне людям были <явлены чудеса> чудотворца Николы, жившего в наше время.
Чловѣкъ нѣкто, живый въ Костянтини градѣ, именьмь Дьмитрий, имѣяи вѣру и надѣждю велику къ святому Николѣ. И възьмъ на прѣчистое и прѣславьное праздьньство свѣща и масло и вся, яже на потрѣбу праздьнику суть святому Николѣ, пошьдъшемъ же имъ въ кораблици от славьнааго града Костянтиня къ иному граду именьмь Анфурату,[17] бо бѣ святаго цьркы въ томь градѣ. Да тамо по вься лѣта исхожаше сь мужь вѣрьный къ святому Николѣ, творяше память святому.
Человек некий, именем Дмитрий, живший в Константине граде, имел веру в святого Николу и большую надежду на него. И взяв для пречистого и преславного праздника святого Николы свечи, масло и все, что необходимо для праздника, поплыл он вместе с другими на неболылом корабле от славного града Константина к иному граду, именуемому Анфурат, ибо была в том граде церковь святого. Каждый год ходил туда этот благоверный муж к святому Николе, праздновал память святому.
Идущемъ же имъ томь дьне от славнаго града Костянтиня, бѣ же томь дьне тихо море. И кде бысть къ полунощи, идущемъ имъ посредѣ моря, вънезапу бѣ вѣтръ великъ въста, и съвьрху туча велика и бѣда великая, кои пърѣ раздьра наполы и въвьрже въ море.
Когда плыли они в тот день от славного града Константина, было в тот день море тихим. Но около полуночи, когда они были уже в открытом море, внезапно поднялся сильный ветер, а сверху — дождь сильный и беда великая, которая разорвала надвое паруса и бросила их в море.
И хотяху къ краеви плути, и вълны силны пришьдъше избиша имъ весла изд руку. И тому единому Дьмитрию дьржащю весло; и пришьдъши вълна и тому издрази и въвьрже въ море весло. И ту тако опроврати кораблиць. И ино не изиде из устъ его развѣ се: «Святый Николае, помози ми!» И тако иде на дьно моря и сѣде на дьнѣ.
И хотели они плыть к берегу, но сильные волны, набежав, выбили у них весла из рук. И только один тот Дмитрий удержал весло; но, набежав, волна и у него тоже вырвала весло и бросила в море. И так тогда опрокинула корабль. И ничто не вышло из уст его, кроме сего: «Святой Никола, помоги мне!» И так пошел ко дну и сел на дне моря.
О велие чюдо! Страхъ бо мя великъ одьржить, братие, о семь, еже вы хощю съказати о семь чюдесе.
О великое чудо! Сильный страх охватывает меня, братья, от того, что я хочу рассказать вам об этом чуде.
Вънезапу бо ту тако обрѣтеся святый Николае и, възьмъ и’ въ тъ часъ на руку своею, изиде из моря. И посади и въ хлѣвинѣ своеи посредѣ, заключенѣ сущи. И онъ мьняшеся на дьнѣ моря сѣдя, и великъмь гласъмь въпияаше бес прѣстани: «Святый Николае, помози ми!»
И внезапно оказался там тогда святой Никола и, тотчас взяв его на свои руки, вышел из моря. И посадил его посреди дома его, который был заперт. А он представлял себя на дне моря и громким голосом вопил беспрестанно: «Святой Никола, помоги мне!»
И тъ глас слышаще, сусѣди чюдяхуся, глаголюще къ себѣ: «Акы гласъ есть нашего сусѣда Дьмитрия, нъ тъ въчера бѣ отшьлъ. Да како е скоро пришьлъ? Како ли е въ градъ въшьлъ нощию, а заключенъ бысть? Поидѣмъ и видимъ въ хлѣвинѣ». И въжьгъше свѣща, видѣша хлѣвину заключену; а глас единаче исхожаше сице: «Святый Николае, помози ми!» И рекоша: «Разбиемъ ключь да видимъ, или татие или кто». И въжьгъше свѣща многы, разбиша ключа и вълѣзоша въ клѣть съ свѣщами. Мнозии не познаша его; приступиша же къ нему близъ и познаша и; и видѣша нагу главу и воду, текущю съ главы слану отъ моря, и от пъртъ яко рѣка течааше. И рекоша ему: «Како еси вълѣзлъ въ хлѣвину заключену? Куду ли, чьто ли тако скоро възвратилъся еси, въчера отшьдъ, а ночьсь възвратилъся еси? И чьто ли еси вьсь мокръ?» Онъ же вься та съпослушавъ, акы отъ съна възбънувъ, рече къ нимъ: «Да къде се есмь? И вы къто есте, оже мя въпрашаете?» И они отвѣщаша ему: «Мы сусѣди есмы твои, и се въ хлѣвинѣ своеи сѣдя бесѣдуеши. Да чьто се тебе дошьло?» И отвѣщавъ къ нимъ, рече: «Се тъкъмо вѣдѣ: идущемъ намъ по морю, вънезапу туча и вѣтръ великъ приде и обрати корабль на нице, и идохъ на дьно моря. И се ныне къде есмь, сьде ся обрѣлъ — не вѣдѣ». И свѣтяще свѣщю близъ его, зьряху, како течаше вода морьская съ главы ему и съ пъртъ акы рѣка. Тъгда страхъ великъ прия и ужасть вься позорующая ту.
И слышав тот голос, соседи дивились, говоря между собой: «Голос как будто нашего соседа Дмитрия, но он вчера отплыл. И как он так скоро вернулся? И как он в город вошел ночью, ведь он заперт был? Пойдем и посмотрим в доме». И когда они зажгли свечи, увидели, что дом заперт; а голос по-прежнему слышался из него, говоря так: «Святой Никола, помоги мне!» И сказали они: «Разобьем замок и посмотрим, <кто там>: или вор, или кто <другой>». И зажгли много свечей, разбили замок и вошли в комнату со свечами. Многие не узнали его; а подошли к нему ближе и узнали его; и видели непокрытую голову и текущую с нее соленую морскую воду, и от одежды его словно река текла. И сказали ему: «Как ты вошел в запертый дом? Где? И почему так скоро возвратился: вчера отплыв, а этой ночью вернулся? И почему ты весь мокрый?» Он же, все это выслушав и словно пробудившись от сна, сказал им: «Где я нахожусь? И кто вы, что спрашиваете меня?» И они ответили ему: «Мы соседи твои, и это ты, сидя в своем доме, разговариваешь. Но что с тобой случилось?» И отвечая им, он сказал: «Вот что я только знаю: когда шли мы по морю, внезапно <начался> дождь, и поднялся сильный ветер и перевернул корабль, и пошел я ко дну. А где ныне я и как здесь оказался — не знаю». И <соседи>, поднеся к нему свечу, смотрели, как текла морская вода с головы его и с одежды, словно река. Тогда страх великий и ужас охватил там всех смотрящих.
И бывъшю дьни, ту въ градѣ дальнии сусѣди слышавъше, и вьсь градъ течаху на позоръ чюда того. И видяще, дивляхуся и славляаху Бога, пѣснь приносяще Спасу Богу нашему и избьранику его, творящему издрядьна и дивьна чюдеса.
И когда настал день, услышали здесь, в городе, дальние соседи <о случившемся>, и весь город стекался видеть это чудо. И видев, дивились и славили Бога, воспевая Спаса Бога нашего и избранника его, творящего необычайные и дивные чудеса.
Чюдо 3. Сумеонъ именьмь нѣкъто, Божий чловѣкъ, исповѣдьникъ чистъ въ чьрньцьстьвѣ сы прѣбывая и присно моляся Богу, яко и въ чюдесьхъ прѣбывая, якоже и от Десяти градъ[18] прозъвася.
Чудо третье. Некто именем Симеон, Божий человек, чистый исповедник, монашествовал и постоянно молился Богу и даже чудеса творил, так что и в Десятиградии был известен.
Имяше же въ ты дьни слугу именьмь Николу, и тъ ему работаше вьсу работу. И тъ посла и на страну Катавольску[19] на работу въ корабли. Бѣ бо море тихо вельми и бѣло. Ти же пловяху тихо и скоро, гребуще съ усьрдиемь и съ радостию; якоже и на кърмѣ убо стоя, радоваашеся и играше. Идущемъ же имъ на полудьни, вънезапу въ единомь часѣ мьрче, и бысть нощь, и не вѣдяаху, камо ити. И потомь въста вѣтръ великъ угъ съ тучею великою и съ громъмь, и вълны быша выше корабля. И бы бѣда велика, якоже и весла издрази и въвьрже въ море, и вѣтрило наполы раздьра. И от страха велика падоша ници въ корабли, и уже бо ся бяху отчаяли живота. А корабль горѣ хожаше на вълнахъ, и они ници лежаще, кричаху и молящеся, сице глаголюще: «Святый Николае, помози ны и избави ны!»
Был у него в то время слуга по имени Никола, и тот выполнял для него всю работу. И послал он его на работу в страну Катавольскую на корабле. Так как море было совершенно спокойно и светло, то плыли спокойно и быстро, гребя с усердием и радостью; так что и он, стоя на корме, радовался и развлекался. Когда же они плыли на юг, внезапно в один час смерклось, и стало темно, и не знали они, куда плыть. А потом поднялся сильный южный ветер с дождем и грозой, и волны были выше корабля. И была большая беда, так что и весла вырвала из рук и ввергла в море, и паруса разорвала надвое. И от великого страха упали все ниц на корабле и уже не чаяли остаться в живых. Корабль высоко ходил по волнам, а они, лежа ничком, громко плакали и молились, говоря так: «Святой Никола, помоги нам и избавь нас!»
И клячащемъ имъ въ корабли молящемся, и Николае калогеръ въсклонися, видѣти хотя моря. И узьрѣ чловѣка въ бѣлахъ ризахъ ходяща. Оле, чюдо, улучиша надѣжю и не погрѣшиша! Зьряше же Никола чьрноризьць близъ къ кораблю идуща святаго Николу великааго чюдотворьца, по морю идуща, яко по суху, очима своима явѣ, бесѣдующа сице къ нему, и въ корабль вълѣзуща съ радостию и глаголюща: «Въстани, брате, ничьтоже бояся, не лѣнися, ни дрѣмли, нъ иди на свою работу, имѣя радость; отселѣ съ тобою бо есмь, егоже от сьрдьца призываеши, Николы от Миры суща, да се ныне слави Бога». И то ему рекъшю, ищезе от очию его. И от того часа бы тихо море въ мьгновении очию, ста и туча, и вѣтръ, и бы тишина велика. И къдеже имъ бяше ити, то тамо вѣтръ тихъ потязаше. И еже бяше дъвѣма недѣляма прѣити, то единомь не реку дьни быша, нъ единомь часѣ прѣидоша. И тако прославиша Бога, и тако пояху: «Чюдьнъ Богъ въ святыихъ своихъ».
И когда они в корабле молились, стоя на коленях, монах Николай поднялся, чтобы взглянуть на море. И увидел человека, в белых одеждах ходящего. О чудо! Обрели они надежду и не ошиблись! Увидел монах Николай ясно своими глазами подходящего к кораблю святого Николу, великого чудотворца, по морю идущего, словно посуху, обращающегося к нему, поднимающегося с радостью на корабль и так говорящего: «Встань, брат; ничего не бойся, не ленись, не дремли, но иди на свою работу с радостью, ибо отныне с тобою я, кого призываешь ты всем сердцем, Никола из Мир; славь же ныне Бога». И сказав ему это, скрылся из виду. И с того часа море было тихим, в мгновение ока прекратился и дождь, и ветер, и установилась полная тишина. А туда, куда пролегал их путь, подгонял их тихий ветер. И то, что должны были пройти за две недели, прошли — не скажу за один день, — за один час. И прославили за это Бога, так певши: «Дивен Бог во святых своих».
Чюдо 4. Агрикъ[20] нѣкъто именьмь, живый въ странѣ Антиохиистѣй близъ срачинъ,[21] богатъ сы вельми и любяше вельми святаго Николы, имѣя единого сына и творя по вься лѣта память святому Николѣ, канонъ и утрьнюю и литургию; и ставяше дъвѣ тряпезѣ: пьрвую братии Божии убогыимъ, а по литургии — сьрдоболямъ и другомъ, сусѣдомъ и инѣмъ.
Чудо четвертое. Некто по имени Агрик, живший в земле Антиохийской недалеко от сарацин, был очень богат и сильно любил святого Николу, имея единственного сына и творя каждый год память святому Николе: канон, утреню, и литургию; и ставил две трапезы: первую — братии Божией, убогим, а после литургии — родственникам, друзьям, соседям и иным.
Бѣ же цьркы святаго от града пять попьрищь въдале на чистѣ поли. И тамо на вся лѣта събирахуся людие — мужи, и жены, и дѣти — на память святаго Николы.
Церковь святого стояла в пяти поприщах от города, в чистом поле. И каждый год собирались там люди — мужчины, и женщины, и дети — на память святого Николы.
Въ едино же лѣто на прѣславьную его память и вьсѣмъ людьмъ идущемъ на святый тъ съборъ, онъ же благовѣрьный мужь, приготовавъ свѣща, и масло, и тьмьянъ, и еже на потрѣбу на канонъ и на утрьнюю, таже пусти сына своего единочадаго именьмь Василия съ отрокы и рече: «Иди, чадо мое, къ святому и великому господину нашему и теплому заступьнику, и сътвори служьбу, и канонъ, и утрьнюю, и литургию. Таже придеши на обѣдъ; азъ и мати ти, сьде оставъша да учинивѣ, еже на потрѣбу братии Божии, гостьмъ и вься, яже суть на пользу». И то слышавъ, Василий радъ бывъ и веселъ, и поклонивъся отьцю и матери, отиде къ святому Николѣ.
В один год, на преславную его память, когда шли все люди на святое то собрание, тот благоверный муж, приготовив свечи, масло, фимиам и <все другое>, необходимое для канона и утрени, послал затем с отроками своего единственного сына Василия и сказал ему: «Иди, чадо мое, к святому и великому господину нашему и теплому заступнику и сотвори службу, и канон, и утреню, и литургию. После этого придешь на обед; я и мать твоя, оставшись здесь, устроим все, что надобно братии Божией, гостям, и все, что во благо». И слыша это, Василий рад был и весел и, поклонившись отцу и матери, пошел к святому Николе.
И дошьдъшю ему къ святому, и вечеръ и канонъ пѣвъшю, и утрьнюю поюще наполы, рано вънезапу придоша срацини и сташа около цьркъве и пояша вься люди, и оного сына Василия благовѣрьнааго оного мужа именьмь Агрика. И ведоша и въ срачины, и ту приведъше я въ островъ Критьскый. Сына же Агрикова Василия избьравъше, понеже бяше добръ и лѣпъ, даша и´ кънязу сорочиньскому Амирѣ.[22] Видѣвъ же и´ Амира вельми красьна, въздрадовася и рече: «Сь уноша рода велика есть былъ. Достоинъ есть да будеть прѣдъ лицьмь моимь». А другыя продаша, а другыя же въ тьмьници затвориша.
И когда пришел он к святому, и спели уже вечерню и канон, и уже наполовину спели утреню, на рассвете внезапно появились сарацины, окружили церковь и пленили всех людей, и <с ними> того Василия, сына того благочестивого мужа по имени Агрик. И повели его в <землю> сарацин, и привели их на остров Критский. Сына же Агрикова, Василия, избрав, потому что был хорош собой и красив, отдали князю сарацинскому Амире. Князь Амира, видя его, очень красивого, обрадовался и сказал: «Этот юноша знатного рода был. Достоин он прислуживать мне». Других же продали, а иных в темницу заключили.
Родителя же Василиева, отьць и мати, слышавъша бѣду бывъшую и великую печаль, многъ плачь бы и велико рыдание въ дому ихъ. И въ печали за дъвѣ лѣтѣ святому Николѣ не сътвориста памяти, ни свѣщь, ни масла пустиста; нъ паче егда память святому придяше, то поминающа чадо свое, въ свѣщь мѣсто и масла сльзы многы, и рыдание, и кричание пущаста.
Родители же Василия, отец и мать, узнали о случившейся беде и великом горе, и был у них в доме сильный плач и великое рыдание. И в печали два года не праздновали они память святого Николы и не посылали ни свечей, ни масла; и больше того, когда наступал праздник святого, то они, вспоминая чадо свое, вместо свечей и масла испускали обильные слезы, и рыдание, и громкий плач.
Чьто ли реку, любъвьници? Къто ли можеть та вься исповѣдати, или къто я можеть утѣшити? Или къто можеть стенания или въздыхания матерьня издрещи, яже стенаше и въздыхаше от сьрдьца, или огньныихъ сльзъ отьчь, тьрзание же власъ матере, тако бяше положила на земли, якоже и на мнозѣ вълнѣ сѣдяше, а глаголющи: «Сыну мой драгый иночадый, да быхъ тебе не породила, ни познала! Како тебе не узьру съ дѣтьми, иже ти суть были съвьрстьници? Како ли тебе не прихващю рукама своима или усты своими цѣлую или по пути или по двору ходяща тя? Добрѣе ми бы да тя быхъ видѣла на одрѣ лежаща въ болѣзни, да тя быхъ подъвигнула, и положила, и послужила, неже бы да въпалъ въ сквьрньнѣи руцѣ. Или от Бога да пришелъ ангелъ, таже душю твою приялъ, то съ радостию ти быхъ тѣло твое съкутала, а моя чрѣсла и сьрдьце не бы ся ръвало, — абы въ чюжю землю не заведенъ!»
Что же скажу, возлюбленные? Может ли кто рассказать обо всем этом, и может ли кто их утешить? И может ли кто передать стенания и воздыхания матери, которая стенала и воздыхала всем сердцем, или горючие слезы отца, или как мать рвала на себе волосы и так покрыла ими землю, что словно на большом руне сидела и причитала: «Сыночек мой дорогой, единственный, лучше бы я не родила и не узнала тебя! Неужели не увижу тебя с детьми, которые были твоими сверстниками? Неужели не ухвачу тебя руками своими, идущего по дороге или по двору, и не поцелую губами своими? Лучше бы мне видеть тебя на постели, в болезни лежащего; я бы тебя и подняла, и положила, и ухаживала бы за тобой, и не оказался бы ты в скверных руках. Или придет пусть от Бога ангел и примет твою душу; то с радостью бы тело твое обрядила, и не надрывалось бы мое сердце и утроба; лишь бы не был ты уведен в чужую землю!»
Събираху же ся къ нима от инѣхъ градъ и от вьсии ближикы и друзи, и увѣщавахуся, и чюдяхуся вънезапу бывъшю полону. И бывъше въ радости мѣсто плачь, и въ пѣнии мѣсто на святаго Николы дьнь рыдание въ нихъ и сѣтование. И тако я утѣшающе, глаголааху. «Чьто естьчюдьнѣе святаго Николы или сильнѣе? Разумѣйте въ чюдесьхъ его, колико створи: из дьна моря чловѣкы избавивъ, и от меча избави, и ис тьмьниця, и егда хотяше посѣщи три оны мужа безъ грѣха. И съ вечера нощию цѣсарь Костянтинъ възъва епарха и рече: “Утро изведи три муже ты ис тьмьницѣ посѣци”. Тъгда слышавъ епархъ отъ цѣсаря, пусти къ мужемъ тѣмъ тако и рече: “Покайтеся нощь су да будете готови; утро бо, ми реклъ цѣсарь, еже усвьнеть, тоже вы хощю посѣщи”. И то слышавъше, ти мужи начаша плакати, глаголюще и Бога моляще: “Святый Николае, помози ны, избави ны горькыя сея съмьрти!” И той нощи полунощи явися святый Николае цѣсарю Костянтину въ полатѣ и глагола: “Аще не пустиши мужь тѣхъ, то пожьгу домъ твой и тебе”. И то слышавъ цѣсарь и рече къ епарху: “Приведи мужа ты”. И приведоша я, и рече имъ: “Знаете ли Николу от Миры?” Они же рекоша: “Знаемъ, господинъ бо то нашь и митрополитъ”. И рече имъ цѣсарь: “Идѣте, Богъ вы и святый Николае прощаеть”. И одаривъ я, пусти домови. И въставъше, идоша съ великою радостию домови, хваляще и славяще Бога и святаго Николу, избавльшаго я от горькыя съмьрти».
Приходили к ним из других городов и сел родственники и друзья, и увещевали их, и удивлялись внезапному пленению. И вместо радости был плач, а вместо пения на день святого Николы — рыдание их и печаль. И так, утешая их, говорили: «Есть ли кто чудодейственнее святого Николы или сильнее? Вспомните о чудесах его, сколько он их сотворил: со дна моря человека спас, и от меча избавил, и из темницы, и когда хотели казнить тех трех мужей невинных. Призвал тогда цесарь Константин поздно вечером судью и сказал: “Утром выведи тех трех мужей из темницы и убей”. Тогда судья, услышав это от цесаря, послал к мужам тем так сказать: “Покайтесь этой ночью, чтобы вы были готовы, потому что утром, как приказал мне цесарь, когда рассветет, тогда я должен вас убить”. Услышав это, мужи те начали плакать, причитая и моля Бога: “Святой Никола, помоги нам, избавь нас от горькой этой смерти!” И той же ночью, в полночь, явился святой Никола цесарю Константину в палате и сказал: “Если не отпустишь тех мужей, то сожгу твой дом и тебя”. И услышав это, цесарь сказал судье: “Приведи тех мужей”. И привели их, и спросил он: “Знаете ли Николу из Мир?” Они же ответили: “Знаем, ведь это господин наш и митрополит”. И сказал им цесарь: “Идите, Бог и святой Никола прощают вас”. И одарив их, отпустил домой. И встав, пошли они с огромной радостью домой, хваля и славя Бога и святого Николу, избавившего их от горькой смерти».
Та же вься слышавъ Агрикъ от сусѣдъ и от другъ своихъ, утѣшися и, въставъ, иде къ женѣ своей и рече: «Воле ты жено, е ли ныне нама польза, оже вѣ се плачевѣ дьнь и нощь третиее лѣто, и святаго забыховѣ, и не идоховѣ къ нему. Нъ ныне уже, жено, послушай мене, и съ великою вѣрою поидивѣ къ святому и да ся помоливѣ; и вѣдѣ, яко велико утѣшение прияти имавѣ, и съ надѣжею доброю и великою възвратитися; и тако имавѣ улучити, яко въ наю руцѣ въдати имать святый наю чадо или проявити нама имать: живо ли будеть тамо, въ работѣ ли, или мьртвъ». И та вься слышавъши отъ мужа своего, рада бывъши, рече къ мужеви своему: «Да възьмъша свѣща и масла доидивѣ». Бѣ бо приспѣлъ праздьникъ святаго Николы. И пакы рече къ мужеви своему: «Господи мой, поидивѣ къ святому. Ныне бо ми душа радуеться, ныне бо ангели съ земьныими чловѣкы радуються».
Услышав все это от соседей и друзей своих, Агрик утешился и, встав, пошел к жене своей и сказал: «О жена, что пользы нам в том, что плачем мы день и ночь третий год, и святого забыли, и не ходили к нему. Но ныне, жена, послушайся меня, и с великой верой пойдем к святому и помолимся; и знай, что получим великое утешение и возвратимся с большой и доброй надеждой; может так случиться, что святой прямо в наши руки передаст нам нашего сына, либо откроет нам: жив ли он там, в рабстве ли он, или умер». И она, услышав это все от мужа своего, обрадовавшись, сказала мужу своему: «Возьмем свечей и масла и пойдем». Настал же праздник святого Николы — и вновь обратилась она к мужу своему: «Господин мой, пойдем к святому. Ныне ведь душа моя радуется, ныне ведь ангелы с земными людьми радуются».
И въставъша идоста, и инѣхъ людии мъножьство. И створиша вечеръ канонъ святому, пѣснь мъногу пѣвъше, възвратишася домови. И пояша сусѣды и сьрдоболя на вечеру, и сѣдоша на тряпезѣ. Начаша ясти и пити, славяще Бога и святаго Николу и поминающе дѣтища своего и святаго чюдеса.
И встав, пошли они; и много других людей <шло>. И сотворили на вечерней канон святому, и, спев много песнопений, возвратилисъ домой. И собрали соседей и родственников на ужин, и сели за трапезу. И начали есть и пить, славя Бога и святого Николу, вспоминая сына своего и чудеса святого.
И начаша пьси лаяти; бяху бо пьси мнози у него, и заячии, и овьчии. Начаша прилѣжьно пьси лаяти, и рече господарь къ отрокомъ: «Видите, чьто притужають пьси, или звѣрие пришьли?» Рѣша отроци: «Нѣсть ничьтоже». Пьси же боле того притужати начаша ему. И ту рече господарь къ гостьмь: «Поидѣмъ да видимъ съ свѣщами, звѣрь ли е вълѣзлъ въ дворъ». И поидоша съ свѣщами многами, и видѣша чловѣка, посредѣ двора стояща въ свитахъ срациньскаахъ и въ ушьвѣ, и ужасошася. И пакы приступиша ближе къ нему съ свѣщами, зьряху отрока уна стояща и въ руцѣ дьржаща стькляницю пълну вина.
И начали псы лаять; их было много у него, и для охоты на зайцев, и для пастьбы овец. Начали усердно псы лаять, и хозяин сказал слугам: «Посмотрите, почему беспокоятся псы, может, волки пришли?» Ответили слуги: «Никого нет». Псы же еще сильнее начали беспокоить его. И тогда хозяин сказал гостям: «Пойдем и посмотрим со свечами, не волк ли влез во двор?» И пошли они со многими свечами, и увидели человека, стоящего посреди двора в сарацинской одежде с покрывалом на голове, и ужаснулись. И еще ближе подошли к нему со свечами и увидели стоящего юного отрока, держащего в руке чашу, полную вина.
О страшьно и дивьно чюдо! От безбожьныихъ срачинъ единомь часѣ примъченъ бысть и поставлено на дворѣ отьчи посредѣ.
О страшное и дивное чудо! От безбожных сарацин в один час был он принесен и поставлен посреди отчего двора.
Отьць же его зьря стояше. Онъ же стояше, акы бълванъ, дьржя стькляницю съ винъмь и ничьтоже бесѣдоваше. Отьць же много зьрѣвъ и чюдивъся, и хотя познати и´, страхъмь и радостию объдьржимъ, и рече великъмь гласъмь сице: «Чадо Василю, се ныне на тя зьрю, въ истину ты ли еси, сладъкый мой сынъ? Или стѣнь ми ся нына кажеть тобою?» И дѣтищь скоро отвѣща: «Азъ есмь единочадый твой сынъ Василь, егоже безбожьнии срацини полониша и ведоша въ Критъ, от твоею пазуху и от матеру оттъргъше». И та вься послушавъ, отьць простьръ руцѣ свои, нача и´ цѣловати по очима, по главѣ и по ушима, по руцѣ и вьсуду, а въпрашая: «Рьци ми, драгое мое чадо, како еси от безбожьныихъ рукъ убѣжалъ, или съ кымь, чадо мое, или съ дружиною съвѣщавъся еси прибѣглъ? Не мози, чадо мое, утаити мене, нъ повѣжь родителю своему бывъшая си». И сынъ нача отьцю отвѣщати: «О вьсемь семь, еже мя въпрашаеши, не вѣдѣ ничьсоже. Нъ се ныне въ Критѣ на вечери прѣстоялъ есмь князу срачиньскому, — якоже мя полониша въ Критъ, и тако мя даша князу своему, да от того дьне князь пристави мя себе чьрпати, — да ныне рече ми князь и господинъ мой: “Чрѣпли”. И чьрпавъ, и хотѣхъ ему дати въ руку стькляницю сию. Не вѣдѣ, къто мя сильнъ вънезапу похыти и стькляницю пълну сию, якоже се и еще дьржю, и постави мя сьде. И не вѣдяхъ, яко на земли ли стою. Тако бо мьняхъся, яко бо вѣтръмь носимъ бѣхъ. И ту ми приде глас, глаголя ми: “Видиши ли чьто?" И азъ въ ужасти велицѣ бывъ, видѣхъ поставляюща мя великааго Божия Николу».
Отец его стоял и смотрел. А он стоял, как идол, держа чашу с вином, и ничего не говорил. Отец же долго смотрел и дивился, желая узнать его, охваченный страхом и радостью, и громко воскликнул: «Чадо <мое> Василий, на тебя ли я сейчас смотрю, на самом ли деле это ты, сладкий мой сын? Или призрак мне ныне представляется тобою?» И сын тотчас ответил: «Я это, единственный сын твой Василь, которого безбожные сарацины пленили и увели на Крит, оторвав от твоей и материнской груди». И отец, услышав все это, протянул к нему руки, начал целовать его в глаза, в голову, в уши, в руки и всюду и спрашивал: «Скажи мне, дорогое мое чадо, как убежал ты от рук безбожников, с кем, чадо мое? Со спутниками своими сговорившись, прибежал? Не утаи от меня, чадо мое, поведай родителю своему, как это было?» И стал сын отвечать отцу: «Обо всем том, о чем ты меня спрашиваешь, я ничего не знаю. Но ныне на Крите прислуживал я за ужином сарацинскому князю — ведь когда привели меня в плен на Крит, то отдали их князю, и с того дня приставил он меня к себе виночерпием — и вот ныне говорит мне князь и господин мой: “Черпай”; и я, зачерпнув, хотел дать ему в руки вот эту чашу. И не знаю я, кто, сильный, внезапно похитил меня с этой чашей полной, которую и сейчас еще держу, и поставил меня здесь. И не понимал я, на земле ли стою. Ведь мне казалось, что ветром меня носило. И тут я услышал глас, говорящий мне: “Видишь ли ты что-нибудь?” И я, охваченный ужасом великим, увидел ставившего меня <на землю> великого Божьего Николу».
То слышавъ, отьць радости великы напълнивъся о велицѣмь томь чюдѣ, и приимъ за руку сына съ великою и славьною радостию възведе и´ горѣ, и прѣда и´ матери, и рече: «Жено, вижь наю заступьника, коль велика слава его и сила? Вижь, како на скоро услыша на помощь наю и утѣши на, яко помолиховѣся. Онъ же скоро поможе нама, теплый заступьникъ. Вижь, жено, наю спасения скора!»
Услышав это, отец преисполнился огромной радостью от великого этого чуда и, взяв сына за руку, с великой и благодарной радостью поднялся с ним наверх, и передал его матери, и сказал: «Жена, зри нашего заступника, как велика слава его и сила. Смотри, как быстро пришел он нам на помощь и утешил нас. Как только мы помолились — он тут же помог нам, теплый заступник. Смотри, жена, как скоро пришло нам спасение!»
То же глаголющю Агрику къ женѣ своеи, мати прѣхватящи и´ рукама своима, облобызавъши все тѣло его, глаголющи: «Уже тя имамъ въ руку своею, чадо мое драгое! Съ Божиею помощию имамъ тя, единочадый сыну мой, утѣху души моей! Имамъ тя и дьржю тя въ руку своею ныне, егоже азъ мьняхъ въ поганьскахъ странахъ умьрша».
И когда сказал Агрик это своей жене, мать обхватила сына руками своими и, облобызав все его тело, проговорила: «Наконец-то я держу тебя в руках своих, чадо мое дорогое! С Божьей помощью обрела я тебя, сын мой единственный, утеха души моей! Обрела тебя, и держу ныне в руках своих тебя, которого считала умершим в землях неверных».
Тако и инако много глаголющи матери къ сыну, събьрашася сусѣди и сьрдоболя, и бы радость велика, и праздьникъ святаго дъвоици створиша къ святѣи цьркъви его. И течаху вьси чловѣци на чюдо видѣть отрока. И зьряше его, чюдяхуся и славляху Бога и святаго Николу, избраника Божия и заступьника теплаго.
<В то время как> это, так и многое другое говорила мать сыну, собрались соседи и родственники, и радость их была огромной, и второй раз отслужили праздничную службу святому в святой церкви его. И стекались все люди на чудо: видеть отрока. И видя его, удивлялись и славили Бога и святого Николу, избранника Божия и заступника теплого.
Чюдо 5. Другое да вы съкажю чюдо.
Чудо пятое. Поведаю вам еще одно чудо.
Уноша бѣ нѣкъто именьмь Никола, дѣмоньскъмь мучениемъ объдьржимъ, лежаше мѣсяць шесть, огньмь великъмь объдьржимъ. И не та едина бяше ему бѣда, нъ и нозѣ ему бяшета ся съкърчилѣ, яко нимало не можаше ходити, ни простерети, нъ пълзаше на лядвияхъ. Просто же да реку, яко всѣми съставы не можаше гъбати. Огнь бо тъ великый жьгыи и удъ, глъбяше сьрдьце ему, и от пламене огньна тѣло бяше ему вьсе распалено. Неже то едино, нъ вси уди исъхли ему бяху. И врачеве же, приходяще, не можаху никоеяже пользы створити. И тако пришьдъ въ велику бѣду, яко ни врачемъ имяше чьто дати, ни самому о чемь прѣбывати.
Был некий юноша, по имени Никола, демонским мучением одержим; лежал он месяцев шесть, огнем сильным одержимый. И не одна эта была у него беда, еще и ноги у него были скрючены, так что совсем не мог он ни вытянуть их, ни ходить, а ползал на ягодицах. Или проще скажу: не сгибались у него все суставы. Огонь тот сильный, жгущий его члены, терзал ему сердце, и от жара огненного все тело у него было распалено. Мало того, и все члены его иссохли. И врачи, приходя, ничем не могли ему помочь. И так попал он в большую беду, потому что уже не имел ни врачам что дать, ни самому на что жить.
И видѣ чловѣкы си на святаго Николы праздьньство идуща мъногы съ свѣщами въ цьркъвь къ святому Николѣ на канонъ. Да и онъ купи свѣщю противу убожьству своему, бѣ бо убогъ вельми, и нача ползати по земли, ити къ святому. Идущю же ему, явися прѣсвятый и великый помошьникъ Никола на пути и рече: «Къто ты еси? И откуду идеши, и къ кому идеши? Что ли трѣбуеши или что ти бѣды есть? И чьто ради ныня сиць трудъ приемлеши?» Онъ же, объдьржимъ страхъмь великъмь и отъ труда велика многапутьнаго сѣдъ на единомь мѣстѣ, исповѣда ему вьсю бѣду свою и болѣзнь. И ту рече ему явивыйся: «Аще хощеши цѣлъ быти, поиди въ слѣдъ мене». И приведе и´ святый до святыя цьркъве своея, и ту ищезе. И онъ иного не видѣ, развѣ еже поидоша чловѣци съ свѣщами въ цьркъвь на литургию. Да и оно видѣвъ въждьгъ свѣщю свою, ту же пълзати нача.
И увидел он людей многих, идущих со свечами на праздник святого Николы в церковь святого Николы на канон. И он тоже купил свечу, несмотря на свою бедность, а был он очень беден, и начал по земле ползти, идти к святому. И когда он шел, явился ему на пути пресвятой и великий помощник Никола и сказал: «Кто ты? И откуда идешь и к кому идешь? Или в чем нуждаешься, или какая беда у тебя? И чего ради ныне этот труд совершаешь?» Он же, охваченный страхом великим, и от долгого трудного пути сидя <неподвижно> на одном месте, поведал ему всю беду свою и болезнь. И тогда сказал ему явившийся: «Если хочешь здоровым быть, иди вслед за мной». И привел его святой к святой церкви своей и исчез. И он <ничего> другого не видел, только то, что пошли люди со свечами в.церковь на литургию. И он, видя это, зажег свечу свою и туда же начал ползти.
И пакы съ ними възвратися къ святуму, и ту видѣ икону. И припълза, въсѣде у нея; и ту видѣвъ образъ на иконѣ святѣй святаго Николы, позна и´, яко бѣ явилъся ему на пути, и възъпи великъмь гласъмь, глаголя: «Святый Николае, якоже ми ся еси обѣщалъ на пути и рече ми: “Аще хощеши цѣлъ быти, поиди въ цьркъвь мою”, и доселѣ самъ мя еси привелъ. И ныне помилуй мя, дължьнъ бо ми еси, ицѣли мя и отдай дългъ свой мънѣ ныне».
И опять с ними возвратился к святому и увидел там икону. И подползши, сел около нее; и увидел там на святой иконе образ святого Николы, узнал его, что это он явился ему в пути, и громким голосом завопил, говоря: «Святой Никола, коли уж ты обещал мне в пути и сказал: “Если хочешь здоровым быть, иди в церковь мою”, и сам меня сюда привел, — то помилуй же меня ныне, ведь должен ты мне, исцели меня и отдай мне ныне свой долг».
И та глаголавъ вься, възьрѣвъ на икону святаго и видѣ пакы явѣ святаго Николу, якоже и на пути. И въскрича великъмь гласъмь и рече: «Двигнѣте мя!» И ту стоящии двигоша и´. И объимъ икону святаго Николу обѣма рукама своима, и лобызая глаголаше: «Теплый заступьниче, помилуй мя!» Начаша же ему жилы простирати и кости, и ста простъ на земли, и прѣкрьсти рукама своима тѣло свое тришьды, и помаза ся святьшмь маслъмь от святаго Николы кандила. И излѣзе иж него дѣмонъ; и исцѣлѣ, и стояше простъ. И потомь пакы приимъ святую икону, цѣловаше святаго. И бывъ съдравъ Божиею радостию и святаго Николы. И видѣвъше вьси дивьное чюдо милосьрда и чловѣколюбьца Бога, дающаго благая рабомъ своимъ молитвами святаго Николы. Славу и пѣснь да въсълемъ.
И сказав все это, посмотрел он на икону святого и опять увидел явно святого Николу, как и в пути. И вскричал он громким голосом, и сказал: «Подвиньте меня!» И стоявшие там пододвинули его. И обнял он обеими своими руками икону святого Николы, и, целуя, сказал: «Усердный заступник, помилуй меня!» И начали расправляться у него жилы и кости, и он встал, выпрямившись, на земле, и трижды перекрестил руками своими тело свое, и помазал себя святым маслом от лампады святого Николы. И вышел из него демон; и исцелился он и стоял прямо. И потом опять, взяв святую икону, целовал святого. И был здоров благодатью Бога и святого Николы. И видели все дивное это чудо милосердца и человеколюбца Бога, дающего благо рабам своим молитвами святого Николы. Станем же воссылать ему славу и песнь.
Чюдо 6. Азъ же вамъ другое чюдо да повѣдѣ, да не мозѣте лѣнитися, нъ ясно послушайте.
Чудо шестое. Поведаю я вам еще одно чудо, вы же не ленитесь, а внимательно послушайте.
Попъ нѣкъто именьмь Хрьстофоръ от града Тухина[23] тако имяше обычай по вься лѣта ходити на праздьникъ святаго Николы въ градъ Муры, къде лежить святый Николае. И ту покланявъся, приходяше домови. И от святаго тѣла его миро въземля, приносяше въ домъ свой на освящение вьсему дому своему.
Поп некий, именем Христофор, из города Тухина также имел обычай каждый год ходить на праздник святого Николы в город Миры, где лежит святой Никола. И поклонившись ему там, возвращался домой. И от святого тела его взявши миро, приносил в дом свой на освящение всего дома.
Въ едино же лѣто приготовися ити съ дружиною къ святуму. Идущемъ имъ къ святуму близъ, и ту я сърѣтоша аравити и, поимъше я, ведоша на свою землю. Бѣ же ихъ вьсѣхъ полонено тридесяте мужь. И ведоша я домови, поставиша я натрое: едину часть подъ мечь, а другую продати, а третиюю въ тьмьници затвориша. Попа же Хрьстофора на посѣчение отълучиша. И приведъше я на мѣсто, начаша сѣчи по единому. И доиде до попа. И ту стоя, попъ Христофоръ призываше святаго Николу, глаголя: «Избави мя от меча сего и помози ми, теплый помощьниче!»
В один год приготовился он идти со спутниками к святому. И когда они были уже недалеко от святого, встретили их тут арабы и, пленив, повели в свою землю. Всего же было их пленено тридцать мужей. И привели они их <к себе> домой, разделили их натрое: одну часть — под меч, другую — продать, а третью заключили в темницу. Попа же Христофора на посечение <мечом> отделили. И приведя их к месту <казни>, начали казнить по одному. И дошли до попа. И стоя там, поп Христофор призывал святого Николу, говоря: «Избавь меня от меча сего и помоги мне, усердный помощник!»
И ту абие ста святый Николае, акы на дъсцѣ писанъ въ ризахъ прѣдъ нимь, и рече ему: «Не бойся, брате, азъ бо есмь съ тобою».
И тут вдруг предстал перед ним святой Никола в том же облачении, в котором на иконе писан, и сказал ему: «Не бойся, брат, ибо я с тобой».
И ту пришьдъ мечьникъ, и поя попа да и´ посѣчеть. И святый въ слѣдъ идяшеть. И къде и´ доведоша до мѣста, къде сѣчаху, рече мечьникъ попу: «Поклони главу». И поклони ту. И рече святый Никола къ нему: «Не бойся». И яко хотѣ посѣщи, и ту тако святый изд рукы изя ему мечь. И ста мечьникъ, забывъся, и рече къ попу: «Къде мой мечь?» Рече попъ: «Никола ти възя». Мечьникъ рече: «Да къде е?» Попъ рече: «Отъстои у тебе». И рече мечьникъ: «Пожиди ту».
И тут пришел палач и взял попа, чтобы его казнить. А святой шел за ним следом. И когда довели его до места, где казнили, палач сказал попу: «Склони голову». И он тотчас склонил. И сказал ему святой Никола: «Не бойся». И когда палач собрался отсечь ему голову, тогда святой выхватил у него меч из рук. И стал палач, недоумевая, и обратился к попу. «Где мой меч?» Поп ответил: «Никола то взял». Палач спросил: «А где он?» Поп ответил: «Далеко от тебя». И сказал палач: «Подожди здесь».
Попъ же стояше съвязанъ опакы. Святы же Никола рече къ попу: «Не бойся». Шьдъ, мечьникъ принесе другый мечь и рече попу: «Поклони главу». И хотѣ ударити. И ту простьръ руку святый Никола, изя мечь. И ражнѣвася аравитъ на попа и рече: «Вълхъвъ ли еси? Къде мечь?» Рече попъ: «Никола възя». И онъ пакы третий възя. И сърѣте и´ святый, исхыти изд рукы. И приде къ попу тъщь, и рече: «Повѣжь ми, кый то Никола». И рече попъ: «Иже въ Мурѣхъ Ликионѣ». Рече аравитъ: «Аще то есть, тъ великъ тъ мужь и добръ. Много бо есмь то слышалъ, еже твори добра чловѣкомъ». И раздрѣши попа и ины три мужа, имъже посѣченомъ быти съ попъмь.
Поп стоял, связанный сзади. Святой же Никола <опять> сказал попу: «Не бойся». Придя, палач принес другой меч и сказал попу: «Склони голову». И собирался ударить. И тут святой Никола протянул руку и взял меч. И рассердился араб на попа и спросил: «Не волхв ли ты? Где меч?» Сказал поп: «Никола взял». И он снова, третий <меч> взял. И встретил его святой, выхватил <меч> из рук. И пришел палач к попу с пустыми руками и сказал: «Поведай мне, кто этот Никола?» И сказал поп: «Который в Мирах Ликийских». Сказал араб: «Если так, то велик этот муж и добр. Ибо много я слышал о том, что творит он добро людям». И развязал попа и других трехмужей, которых должны были казнить вместе с попом.
И приведъ я вься четыри и прѣдъ поставль, въпрашаше попа о святѣмь, како и´ видѣлъ. И попъ съказаше ему вься та по ряду: и како ся ему являлъ, и како ему изималъ изд рукы мечь. И слышавъ то аравитинъ от попа, велми почюдивъся, рече: «Великъ Богъ крьстьяньскъ». И рече къ мужемъ: «Азъ васъ даю тому Николѣ дьньшьнии дьнь». И поимъ я’, изведе и-своея земля. И настави я’ на путь, рекъ имъ: «Идѣте къ святуму Николѣ»; бѣ бо оттуда близъ. И аравитинъ възвратися въ домъ свой, а си славяще хваляху Бога, поюще, и святаго Николы, иже я избави от горкаго меча и лютыя съмьрти.
И приведя их всех четверых и поставив пред собой, стал он расспрашивать попа о святом, — как он его видел. И поп рассказал ему все то по порядку: и как ему являлся, и как у него выхватывал из рук меч. И слыша это от попа, араб сильно удивился и сказал: «Велик Бог христианский». И обратился к мужам: «Вручаю я вас сегодня тому Николе». И взяв их с собой, вывел из своей земли. И указал им путь, сказав им: «Идите к святому Николе»; было же это недалеко оттуда. И араб возвратился в дом свой, а они, славя, восхваляли в песнопениях Бога и святого Николу, который избавил их от горького меча и лютой смерти.
<...>
<...>
Чюдо святаго Николы. Петръ рекомый, въ благыхъ памятьнъ чьрньцъ, от воискаго бывъ участия, ту бо бяше учетанъ в пятѣмъ полцѣ старѣйшина[24] Съ вои пустиша и´ срацинъ воеватъ. Сълучися, якоже и многашды бываеть въ чловѣцѣхъ, побѣжену быти от поганъ; и избьеномъ бывъшемъ, а другымъ изманомъ. Такоже и того Петра яша. И приведъша я къ князу срациньску, показаша. И повелѣ князь пустити я въ градъ Самарѣискъ[25] предати я старѣишинѣ, иже ту въ градѣ. Того же Петра повелѣ въ твьрду тьмьницю въсадити и´, и нозѣ оковати дъвоими оковы, и уже на шию възложити, понеже бѣ воемъ староста. И бы тако повелѣние.
Чудо святого Николы. Петр, доброй памяти монах, был некогда на воинской службе и там числился старейшиной пятого полка. Отправили его с воинами воевать против сарацин. И случилось <им>, как это часто бывает среди людей, потерпеть поражение от неверных; и <одни> убиты были, а другие пленены. Также и того Петра взяли. И приведя их к сарацинскому князю, показали <ему>. И повелел князь отправить их в город Самарию, передать старейшине этого города. Того же Петра повелел посадить в крепкую темницу, и сковать ноги ему двойными оковами, и вериги на шею возложить, ибо был он старейшиной воинов. И было исполнено повеление.
И ту сѣдя въ узахъ, помышляше своя прегрѣшения, еже въ житии сътвори. И рече: «Сь грѣхъ бы на мънѣ достоино и правьдно, якоже и горѣе сего достоинъ есмь, понеже сълъгахъ Богу пьрвое. Въ бѣдѣ бо быхъ велицѣ и молихъся святому Николѣ, и потомъ обѣщахъся, сице рекый: “Избави мя, святый Николае, да ся постригу от жены и от дѣтии къ апостолу Петру въ Римъ”.[26] Къде мя избави святый Николае, ту же азъ забыхъ и не сътворихъ, еже ся бяхъ обѣщалъ святому. Да достоинъ есмь и горьшю сего бѣду прияти. Хвалю тя, Владыко мой, и святаго Николу, аще и въ тьмници есмь ли въ оковѣхъ сѣдяи. И сътворихъ лѣто все ту, и пакы рѣхъ въ собѣ: “Азъ съвѣдѣ, святый Божий Николае, нѣсмь достоинъ николиже съпасения. Да тѣмь уже не съмѣю милости просити о избавлении. Ты же, якоже имаши обычай от печальныихъ вьсе даваи[27] и молитвы своя простираи, къ тебе бо простираю и молюся, и проповѣдника къ Нему наричю да мя избавиши от узъ сихъ, да отселѣ въ миръ не обращюся, ни въ домъ свой, ни къ женѣ своей, ни къ дѣтьмь своимъ, нъ да иду въ Римъ къ святому Петру и да ся постригу. И ту лѣта своя и животъ свой съконьчаю до съмьрти въ чьрньчьствѣ. Да елико имаши дьрзновение къ Владыцѣ, моли за мя”». Тако ино много бесѣдовавъ мужь сь. И яся алчьбѣ и молитвѣ; и сътвори недѣлю всю, не въкуся чтоже.
И там, сидя в оковах, <Петр> размышлял о своих прегрешениях, которые он совершил в жизни. И сказал: «Это наказание заслужено мной и справедливо, и даже горшего я достоин, потому что в прошлом солгал Богу. В беде был я большой и молился святому Николе, и потом дал обет, так сказав: “Избавь меня, святой Никола, и я постригусь, <уйдя> от жены и детей, в <церкви> апостола Петра в Риме”. Но когда избавил меня святой Никола, тогда забыл я <свой обет> и не сделал того, что обещал святому. Поэтому достоин я и горшую беду претерпеть. Славлю, Владыка мой, тебя и святого Николу, хотя и в темнице я, и в оковах сижу. И <вот> просидел я целый год здесь и опять говорю про себя: “Я знаю, святой Божий Никола, что я совсем не достоин спасения. И поэтому уже не смею просить милости об избавлении. Ты же, поскольку имеешь обычай от горюющих все <тяготы> брать и молитвы свои <за них> возносить, — к тебе ведь я обращаюсь и молюсь, и заступником перед Богом тебя называю, — избавь меня от этих уз, да отныне не вернусь я в мир, ни в дом свой, ни к жене своей, ни к детям своим, но да пойду в Рим к святому Петру и постригусь. И там годы свои и жизнь свою проведу в монашестве до самой смерти. И если имеешь дерзновение к Владыке, молись за меня». Это и многое другое говорил сей муж. И пребывал в посте и молитве; и так провел всю неделю, ничего не вкусив.
И коньчавъ недѣлю, явися ему теплый заступьникъ и великый Николае и рече къ нему: «Молитву твою, Петре брате, услышахъ и стенание сьрдьца твоего разумѣхъ. И чловѣколюбьца Бога за тя умолихъ о избавлении. Обаче егда тъ самъ реклъ: “Просите — и приимете, и дасться вамъ; тълцѣте и отвьрзуться вамъ”,[28] — да ся не отлучаемъ чловѣколюбия его, и еже на пользу намъ подати имать». Та же вься рекъ, святый Николае повелѣ въкусити ему брашьна, рекъ: «Въздай молитвы къ Богу». И отъиде.
И через неделю явился ему усердный и великий заступник Никола и сказал ему: «Услышал я молитву твою, брат Петр, и понял скорбь сердца твоего. И человеколюбца Бога умолил за тебя, о <твоем> избавлении. Ведь коли он сам сказал: “Просите — и дастся вам; стучите — и откроются вам”, — так не отлучены будем и мы человеколюбия его и того, что на пользу нам подаст». Изрекши все это, святой Никола велел ему поесть и сказал: «Вознеси молитвы к Богу». И ушел.
И пакы явися ему въторое святый Николае, весело глядая и рече къ нему: «Азъ, брате, вѣру ими ми, яко нѣсмь почилъ, о тебе моляся благому Богу. Нъ не вѣмь, чьто мыслить милосьрдый Богъ сътворити. Азъ ти покажю молитвьника достойна и помощьника. Да вѣдѣ, иже помолиться къ Богу о тебе, тъ да сътворитъ хотѣния наю». И глагола ему Петръ: «Да кто есть, святый отьче, паче тебе молящася къ Владыцѣ, яко и вьсь миръ призываеть тя на помоць, и ты спасаеши вьсь миръ?» Отвѣща къ нему великый Николае, и рече: «Вѣси ли Семеона Правьднаго,[29] иже на руку своею Христа приятъ, четырми десяты дьнии вънесе на руку въ цьркъвь?» — «Вѣдѣ, святьче Божий, тъчью не знаю чловѣка, развѣ еже есмь слышалъ въ святыхъ Евангелиихъ». Ту же чловѣколюбьць Николае рече: «Да того оба моливѣ непрестаньно; мощьнъ бо есть и стоить у престола Владыкы и съ Крьстительмь Иоанъмь и святою Богородицею. Да иже тъ ся помолить, то ту тако хотѣние наю дасть». То же рекъ, святый Николае отъиде от него.
И опять, во второй раз явился ему святой Никола, весело глядя и говоря ему: «Я брат, — верь мне, — не передохнул, молясь о тебе благому Богу. Но не знаю, что милосердный Бог думает совершить. Я тебе покажу молитвенника достойного и помощника. И знай, если помолится он Богу за тебя, тот исполнит наши желания». И сказал ему Петр: «Но кто есть, святой отец, усерднее тебя молящийся Владыке, если и весь мир тебя призывает на помощь, и ты спасаешь весь мир?» Отвечая ему, великий Никола сказал: «Ведаешь ли ты Симеона Праведного, который на руки свои принял Христа на сороковой день и внес его на руках в церковь?» — «Ведаю, святой Божий, только не человека знаю, а лишь то, что слышал о нем из святых Евангелий». Тогда человеколюбец Никола сказал: «Да будем оба молить его непрестанно, ибо силен он, и стоит у престола Владыки вместе с Иоанном Крестителем и святою Богородицею. И если тот помолится, то тогда тем самым наши желания исполнит». Сказав это, святой Никола отошел от него.
Въспрянувъ же ся, чловѣкъ сь нача молитися въ алчьбѣ къ святому Николѣ, а святый Николае моляше святаго Сумеона.
И придя в себя, человек этот начал, постясь, молиться святому Николе, а святой Никола молил святого Симеона.
И поимъ правьдьный Сумеонъ святаго Николу, идоста къ мужю утѣшити и´ и избавити и´ от узъ и от бѣды тоя. И рече Сумеонъ: «Мужайся, брате, и въспряни». Онъ же, очима прозьрѣвъ, видѣ великаго Семеона стояща, палицю имѣя злату и дьржа и´ въ руку, въ бѣлахъ ризахъ и съ святымь Николою. И рече ему святый Семеонъ: «Ты ли еси, иже призываше дьнь и нощь?» Онъ же, одъва уста своя отвьрзе, рече: «Ей, азъ есмь оканьный и грѣшьный, святьче Божий, съгрѣшивъ мъного». И рече: «Да съхраниши ли, еже еси обѣщалъ ся пострѣщи въ чьрньчьство?» Рече мужь: «Ей, господи». И рече святый: «Не мози сълъгати мънѣ, яко и Николѣ». Рече мужь: «Ни, господи». Рече святый Семеонъ: «Ельма ся поручиши, излѣзи, пакости не имѣя никакояже. Аможе хощеши иди отселѣ, не бойся никогоже». Рече чловѣкъ: «Господи, како хощю ити, а нозѣ ми окованѣ и веригы на выи». И подвиже святый Семеонъ жьзлъмь златымь онѣмь, удари въ оковы и въ веригы, и сътьрошася, яко и прахъ. И излѣзъ ис тьмьниця святый Семеонъ, преда и´ Николѣ и отъиде.
И взял праведный Симеон с собой святого Николу, и пошли они к этому человеку утешить его и избавить от оков и от беды той. И сказал Симеон: «Мужайся, брат, и проснись!» Он же, открыв глаза, увидел великого Симеона, стоящего в белых одеждах рядом со святым Николою и держащего в руке золотую палицу. И спросил его святой Симеон: «Ты ли это, который призывал меня день и ночь?» Он же, едва раскрыв уста свои, ответил: «Да, святой Божий, я это, окаянный и грешный, много согрешивший». И спросил: «Исполнишь ли ты свое обещание постричься в монахи?» Ответил муж: «Да, господин». И сказал святой: «Не солги же мне, как Николе». Ответил муж: «Нет, господин». Сказал святой Симеон: «Если обещаешь, то выходи, не имея никакого препятствия. Иди отсюда, куда хочешь, никого не бойся». И сказал человек: «Господин, как я пойду? Ведь ноги мои в оковах, и вериги на шее». Тогда поднял святой Симеон свой золотой жезл и ударил им по оковам и веригам, и рассыпались они, словно прах. И вышел из темницы святой Симеон, передал его Николе и удалился.
И приимъ святый Николае, поимъ, веде и´ по пути. И рече святый Николае: «Имаши ли брашьно, еже ти идущи довълно будеть?» Тъ же мужь яко не мняше, яко на явѣ есть, и рече къ святому Николѣ: «Не имамъ брашьна, ни иного ничьсоже». Рече же святый Николае къ мужю: «Се, брате, огради овоща все пълни. Вълѣзъ, напълни довълъ свой и иди по пути. Не бойся: якоже и мене не можеть видѣти <...> никтоже, такоже и тебе». Тако послушавъ мужь и вълѣзъ, набра овоща, ели хотяше, и излѣзъ, поиде по пути и съ святымь Николою.
И принял его святой Никола, взял с собой и повел его по дороге. И сказал святой Никола: «Есть ли у тебя еда, которой тебе в пути достаточно будет?» И муж тот, даже не понимая, что это наяву, ответил святому Николе: «Нет у меня ни еды, ни чего-либо другого». И сказал святой Никола мужу тому: «Вот брат, все <эти> сады полны плодов. Войди, возьми, сколько нужно, и иди в путь. Не бойся: как меня никто не может видеть, так и тебя». Тогда, послушавшись, вошел муж <в сад>, набрал плодов, сколько хотел, и, выйдя, пошел по дороге со святым Николою.
И тако доправи мужа сего святый до Рима. И рече ему нощью святый Николае: «Брате, осе еси пришьлъ въ Римъ. Да не мози солгати, нъ утро рано вълѣзи въ цьркъвь святаго и вьрховьняго Петра. И ту тя узьрить Папа и вьзоветь тя. Ты же, пришьдъ къ нему, поклонися и поклони главу свою да тя пострижеть. Аще ли того не сътвориши, то пакы будеши въспять шьлъ въ Самару и, въ тьмьници сѣдя, тую же бѣду приимеши. Не мози же преступити моея заповѣди, нъ паче угодие сътвори святууму Семеону и святому Николѣ. Не помышляй же ни на домъ, ни къ женѣ, ни на дѣти, развѣ къ Богу».
И так довел святой мужа того до Рима. И сказал ему ночью святой Никола: «Брат, вот и пришел ты в Рим. Смотри, не солги, но рано утром войди в церковь святого и верховного <апостола> Петра. И там увидит тебя Папа и позовет тебя. Ты же, подойдя к нему, поклонись и преклони главу свою, пусть он пострижет тебя. Если же ты не сделаешь этого, то пойдешь обратно в Самарию и <там>, в темнице сидя, окажешься в той же беде. Не нарушь же мою заповедь, но большее угождение сделай святому Симеону и святому Николе. И не помышляй ни о доме, ни о жене, ни о детях, а только о Боге».
Та же вься рекъ, святый Николае иде къ къде съпяше Папа и рече ему: «Възбъни и вижь!» Яко явѣ глядаше Папа святаго Николу, за руцѣ дьржаща мужа и глаголюща сице: «Приими чловѣка сего. Избавилъ и´ есмь ис тьмьниця отъ Самара и от узъ великъ. Дай ему молитву и постризи и´; а имя ти ему есть вьрховьняго апостола Петра. Да тако ему сътвори». И тако рекъ, святый Николае ищезе от него.
Сказав все это, святой Никола пришел туда, где спал Папа, и сказал ему: «Проснись и смотри!» Как наяву смотрел Папа на святого Николу, держащего за руку мужа и говорящего так: «Прими человека этого. Я освободил его из темницы в Самарии, от тяжких оков. Помолись о нем и постриги его; имя же ему дай верховного апостола Петра. Сделай же так». И сказав это, святой Никола исчез.
И въспрянувъ, Папа повелѣ клепати утрьнюю, бѣ бо томь дьни недѣля. И шьдъ Папа въ цьркъвь, и нача глядати по всѣмъ чловѣкомъ мужа сего, егоже ему бяше проявнлъ святы Николае да бы и´ позналъ. И тако зря по чловѣкомъ, узьрѣ чловѣка того стояща посредѣ людии въ цьркъви. И призва и´ къ себѣ и рече: «Петре, нѣси ли ты от земля Грьчьскы, бывъ въ срацинѣхъ въ тьмьници въ Самарии, избавленъ от святаго Николы?» Онъ же поклонися до земля Папѣ, и обличи и рече: «Ей, владыко, азъ есмь». И рече Папа: «Не мози, брате, почюдитися мене, еже тя възъвахъ именьмь твоимь, егрже николиже слышалъ есмь, ни видѣлъ, брате, ни ты мене, ни азъ тебе. Нъ святый и великый Николае ночьсь престоя и повѣдая ми, како тя ис тьмьнице изведъ и желѣза разбивъ, и привелъ тя сѣмо, и повелѣлъ ми тя острѣщи въ имя Божие». И тако рекъ Папа, Божию молитву въ имя Господне въдавъ, остриже и´.
Придя в себя, Папа повелел звонить в колокола к заутрени, ибо был воскресный день. Придя же в церковь, Папа начал высматривать среди людей того мужа, которого ему явил святой Никола, чтобы узнать его. И так, оглядывая людей, увидел человека того, стоящего посреди людей в церкви. И призвал он его к себе и сказал: «Петр, не ты ли из земли греческой, <и не ты ли>, будучи у сарацин в темнице в Самарии, избавлен святым Николою?» Он же поклонился Папе до земли, и открылся, и сказал: «Да, владыка, это я». И Папа сказал: «Не удивляйся, брат, что позвал я тебя твоим именем, которого никогда не слышал; и не видел, брат, ни ты меня, ни я тебя. Но святой и великий Никола, явившись мне этой ночью и рассказав, как, выведя тебя из темницы и разбив оковы, привел тебя сюда, повелел мне постричь тебя во имя Божье». И сказав это, Папа дал ему Божью молитву во имя Господа и постриг его.
Тако святый Николае чюдотворьць намъ добрая та показа, тако, моля Владыку, съвьршяеть чюдеса. И показая вьсему миру знамения, акы отьць чада приемля: съ плавающими плаваеть, по пути ходящимъ помощьникъ, въ бѣдахъ утѣшьникъ, въ тьмьницахъ присѣтьникъ, въдовиця милуя, сирыя накъръмляя, плѣньникы избавляя, больныя ицѣляя.
Вот так святой чудотворец Никола явил нам свою доброту, так, моля Владыку, совершает он чудеса. И являя всему миру знамения, как отец чад принимает: с плавающими плавает, путем ходящим — помощник, в бедах — утешитель, в темницах — посетитель, вдов милует, сирот кормит, пленников избавляет, больных исцеляет.
От святаго Николы благости и дай ны Богъ молитвами его спастися, да сию жизнь добрѣ проводяще, и будущаго вѣка молитвами его благая улучимъ о Христе Иисусе, Господи нашемь. Емуже слава и дьржава съ Отьцьмь и Святымь Духъмь нынѣ, и присно, и въ вѣкы.
Дай Бог и нам милостью святого Николы спастись, его молитвами, чтобы, прожив достойно эту жизнь, и в будущем веке спасение получить от Иисуса Христа, Господа нашего. И да славится он и властвует с Отцом и Святым Духом и ныне, и присно, и в веках.