Минимизировать

ПОУЧЕНИЯ О ПРОСТОЙ ЧАДИ

Подготовка текста, перевод и комментарии В. В. Колесова

Текст:

ПОУЧЕНИЕ МОИСѢЯ О БЕЗЪВРЕМЕНЬНѢМЬ ПИЯНЬСТВѢ

ПОУЧЕНИЕ МОИСЕЯ О ЧРЕЗМЕРНОМ ИЗЛИШЕСТВЕ

 

Богъ вложилъ есть всякое похотѣние человѣку духовнымь и телеснымь дѣломь: спанию время и мѣра, похотѣнию ѣдению время и мѣра, питию врѣмя и мѣра, женоложью похотѣнию врѣмя и мѣра, — что ли боле въ имена писати? Всему есть похотѣнию время и мѣра уречено, живущему въ вѣрѣ честьнѣй, въ крестьяньствѣ. Да аще вся та похотѣния дѣяти будеть безъ времене и без мѣры, то грѣхъ будеть въ души, а недугъ в телеси. Недугъ всь ражаеться въ телеси человѣчи, въ кручинѣ. Кручина же съсядеться от излишнаго пития и ѣдения, и спания, и женоложья, иже без времене и без мѣры. Кручины же три въ человѣцѣ: желта, зелена, черна; да от желтое огньная болѣзнь, а от зеленое зимная болѣзнь, а от черное смерть, рекши души исходъ; дьяволъ же тогда радуеться о погыбели человѣчи. Того же недуга Богъ не створи, нъ самъ в себе стваряеть недугъ безвременьнымь дѣяниемь и безмѣрьннымь, и самъ ся осужаеть на муку; аще ся не покаеть, ни въстягнеться от того. И творилъ бы в подобно время и въ мѣру, и спасенъ бъ былъ. Да всякому вѣрному человѣку держати той норовы: похотѣнию время, а на излишное похотѣние мѣру налагати узду въздержания; аще будеть похотѣние будеть, то твори, его же хощеши, нъ въ мѣру, а не без мѣры. Колико больше суть кони, колико ны вышии есть песъ, и коеждо бо от тѣхъ животныхъ видимъ, ѣдъша или пивша, чересъ сыть не брегуть: аще и тмами нудящеи будуть, не хощеть излише мѣры прияти — не убо ли сихъ и конь хужьши мы? Аще видимъ и скота грязяща, тъ не презримъ, егда ли видимъ друга, всегда погружаема, то посмѣемъся. Нъ мы, братье, не створимъ тако, да не будемъ осужени в муку: вѣкъ бо сий коротокъ, а мука долга и бес конца грѣшьному.

Бог вложил человеку любое желанье духовных и плотских поступков: сну свое время и мера, желанию пищи и время, и мера, и питью свой срок и умеренность, потребности в женщине время и мера, — стоит ли дальше слова продолжать? Любому желанию время и мера назначены живущему в вере одной, в христианстве. Но если же все те желанья исполнить кто хочет без меры и времени — грех будет в душе, а в теле недуг. Рождается всякий недуг в человеческом теле из желчи. Желчь же свернется от чрезмерной еды и питья, и лежанья, и от женской ласки без меры и срока. Желчи же три в человеке: желта, зелена и черна; от желтой — горячка, зеленая даст лихорадку, от черной же — смерть, то есть кончина души; дьявол тогда возликует о гибели человека. Такого недуга Бог не создал, но сам в себе человек создает тот недуг непотребным поступком без меры и сам осуждает себя на мученье; и коль не покается, то не удержится он от того. А делал бы в нужное время и в меру, и был бы спасен. Пусть каждый, веры достойный, обычая держится так: желанию — время, а на избыток желанья узду налагать воздержания; если же будет желание впору, то делай что хочешь — но в меру, а не безмерно. Насколько больше нас кони, насколько быстрее нас пес, а каждый из этих животных, как видим, в еде и в питье пренебрегает обжорством: хоть не раз понуждаемы будут, не захочет сверх меры принять, — неужели коней тех мы хуже? Если видим: скотина завязла — не отвергаем ее; если же видим друга в постоянном шатанье — лишь посмеемся. Так не поступим же, братья, мы так, дабы не быть осужденным на муку: жизнь коротка, а мучение — долго и бесконечно для грешных.

 

СЛОВО ОТЦА МОИСѢЯ О РОТАХѢ И О КЛЯТВАХѢ

СЛОВО МОИСЕЯ О ПРИСЯГАХ И КЛЯТВАХ

 

Пророкъ глаголеть: того ради завяза небо, не пустить дъждя на землю, зане человѣци кленуться Богомъ и его святыми, и другъ друга догонять до клятвы, и Церковь святую невѣсту Христову ротою скверняще. Приводяще, закалають сына предъ матерью. Слугы же тоя матере своего брата, рожьшагося по духу святымь крещениемь, пиють кровь заколенаго сына матери тоя. И того ради вся силы небесныя трепещють страхомь, занеже Господь Богъ не велить догонити человѣка до клятвы и до роты. Тому же подобна и другая вина: жертву приносят бѣсомъ, и недугы лѣчать чарами и наузы; немощнаго бѣса, глаголемато Трясцю, прогонять нѣкыми писмены лживыми; проклятыхъ бѣсовъ елиньскыхъ, пишюще на яблоцѣхъ и покладають на святѣй трапезѣ в годъ святыя литургия. И тогда ужаснуться страхомъ ангельская воиньства, и того ради Богъ гнѣваяся не пущаеть дъждя на землю, занеже не велить Богъ недугъ лѣчить чарами и наузы, ни бѣсъ искати — или на ловы идуще, или куплю дѣюще, или милости от царя хотяще. Горе крестьяномъ тако дѣющи, и мука горши поганыхъ, аще ся не остануть того и придуть на покаяние, то вѣкъ сь коротокъ, а мука долга и бес конца.

Пророк говорит: оттого закрылись небеса, не пуская дождь на землю, что люди клянутся Богом и его святыми, и друг друга понуждают на клятвы, и Церковь святую, невесту Христову, оскверняют присягой. Приведя, приносят в жертву сына на глазах матери. Слуги той матери и брата своего по крещенью святому и духу пьют кровь закланного сына той матери. И вот почему все силы небесные объяты ужасом, ведь Бог запрещает понуждать человека на присягу и клятву. Похожа на то и другая причина: жертву приносят языческим богам и болезни лечат колдовством и заклятьем; бессильного демона, называемого трясцей, изгоняют какими-то лживыми знаками; отверженных бесов языческих, на шарах их рисуя, помещают на священном столе во время святой литургии. И тогда содрогается в ужасе множество ангелов, и Бог потому, прогневясь, не пускает на землю дождь, что не велит Бог болезни лечить колдовством и заклятьем, ни бесов просить — на охоту идя, или торгуя, или на царскую милость надеясь. Беда христианам, так поступающим, и мученье страшнее языческого, если того не оставят и не покаются! Ибо век этот короток, а мука долга и бесконечна.

 

ПОУЧЕНИЕ ФИЛОСОФА, ЕПИСКОПА БѢЛГОРОДЬСКАГО

СЛОВО МУДРОГО ЕПИСКОПА БЕЛГОРОДСКОГО

 

Придете, вси мужи вкупѣ и жены, попови и людье, и мниси, и бѣлци, богати и убозни, домашнии и пришельци, сберитеся и послушайте мене, аще бо нѣсмь пастырь вашь, но не вѣдь откуду рещи. Пастыри бо утроби прилежю, в пастыря бо мѣсто оставленъ есмь вамъ, да ничтоже чюжего творю, аще вся вижю закалаема и на земли оканьни падающа — и теку на помощь: да бы когда варило милосердие Божие и мертви въскреснутъ, и Богъ въ тѣхъ прославится, но который рабъ в истину любить свой господинъ, видя и бе-ществуема, ни во что же мѣнима, не болѣзнуеть ли сердцемъ? И аще иного ничтоже не можеть творити, но обаче покажеть свой успѣхъ, яко не терпѣть зрѣти толька приобидѣния и беславья своего господина? И вы же вси, елико васъ душю имуть челвѣчьскую и нѣсть отинудь звѣрообразни: егда видить коего домъ от пожара оступаемъ, ти яко хотящю ему уже погибнути, не успѣшно ли обѣма рукама востанеть и течеть, тщашеся угасити огня и пламяни? Како убо видя азъ ни едины храмины, но всь градъ, не точью градъ, но и кромѣ града погарающа, вся ижьжена, не яко же огня древо, но от пламяни изгыбающе, то не болю ли душею, елико ми сила есть потьщатися угасити пламень? Кый ли то есть пламянь? Вы рцѣте ми, не то ли, егда пиете вино и медъ, или иное питие чрез сытость и наполняетеся и, то како мните внутрь себе имѣти, не яко от огня нѣкоего изгараеть? Тако бо родомъ хмель: съгрѣвая и распаляя вьнутрьняя, то бо есть убо душа погубьляяй пламяни. Пьяницѣ бо царьствия Божия не приемлють, то не тако ли явѣ есть, яко всякъ пьяница погыбаеть, и от Бога отлучаются, и в негасимый вѣчный огнь посылаеми бывають, Азъ же, убо вѣру имете ми, ужасаюся, помышляя, како васъ бѣси ликують и Сотона во васъ играеть и красуеться пьяньству, во васъ чтему, яко нѣкоторого бога, всимъ имущимъ его; яко и дѣти ваша нудити покланятися пьяньству. И то мните праздникъ великъ, егда вси лежать, яко мертви от пьяньства, яко идоли уста имуше и не ходяще. Кто достойно васъ оплачеть, тако умильно от пьяньства гыбьнущимъ? Нѣсть человѣка оканьнее пьяницѣ: пьяница живота своего лишаеться, и тамъ сущаго здѣ живота паче умерлъ есть, и тамо живота не сподобится! А васъ мню услышати Господу глаголющю, яко «не пребудить Духъ мой въ человѣцѣхъ сихъ», зане плоть суть, гдѣ бо суть духъ во пьяницахъ: дымъ прогонитъ пчелы, а пьяньство Святаго Духа прогонить, пьяница всь плоть есть и всь страстехъ исполненъ; пьяница ничто же блага не помышляеть. Устрашаюся, вѣру имѣти ми, како святое крещение стужаетъ си пияньствомъ вашимъ, крещение бо на святыни почиваеть, а во пьяницѣ святыни отинудь нѣсть. Стужаю си, како паче Христа изволисте дьявола, празники бо его творите дьяволя. Егда бо упивается, тогда блудите, и играете, плищете, поете, пляшете, в сопѣли сопете, завидите, рано пьете, обьѣдаетеся, упиваетеся, блюете, льстите, злопоминаете, гнѣваетеся, лаетеся, хулите, осержаетеся, лжете, горьдите, кощуняете, срамословите, кличете, сваритеся, море вамъ до колѣна, смѣетеся, крадете, бьетеся, деретеся, праздновловите, смерти не поминаете, спите много, осужаете, вадите, божитеся, укаряете, клеплете, — не по истиннѣ ли святое крещение стужитъ си пьяньством вашимъ? А и плясавица есть сатанина невѣста, супружница диавола, всѣмъ мужемъ тѣмъ зрящимъ ее, жена скверно же и скаредно и своему мужу; образъ Божий нося, съ женою своею совокупитися во плясании, — аще и въ церковь въходите! Повѣдите ми, како убо вы Бога прославите? Повѣдите ми, яко пьяного смрадомъ отрыгающа, Богь толма ненавидить, яко же мы пса мертва смердяща гнушаемся! Увы мнѣ! увы мнѣ! како сотвори Господь Богъ тако до дни, в няже не чаяхъ, яко вижу человѣки, чтуща дѣла сатанина — и не стыдящася о томъ, но и паче хвалящеся? Останите, братие, окаяннаго пьяньства, яко на веселие намъ Богъ питие далъ есть, и тожде в подобно время, а не пьяньство. Увы мнѣ! увы мнѣ! яко оставляете Бога сотворившаго васъ и прилѣпяетеся пияньству горше идолъ. Рцете ми, чимъ есте отложени от невѣрныхъ, аще до пьяньства упиваетеся? Они убо служать зданию, а медъ что есть, не здание ли Божие? И глаголете, яко тогда имамъ праздникъ честенъ, егда по многи дни упиваемся. Разумѣйте сами, что глаголите, яко оставльше праздникъ, а диаволу угождаете! Окамени бо душу вашу Сатана! Иже что много глаголю? Покайтеся, и лишитеся таковаго празднования, еже упиватися по праздникомъ, и плачитеся, кающеся о пьяньствѣ вашемъ, яко бо затворяетеся от небеснаго царьства пьяньства ради, аще же не покаетеся, ни останетеся таковаго творения, то мучими будете в бесконечныя вѣки в негасимомъ огни. Богу нашем слава и держава со Отцемъ и Святымъ Духомъ нынѣ и присно и во вѣки вѣкомъ. Аминь.

Приблизьтесь все вместе, мужи и жены, церковные и светские, монахи и попы, богатые и бедные, местные и чужеземцы, соберитесь и послушайте меня, хоть я и не пастырь ваш и не знаю, как начать. Ибо всего лишь я нахожусь рядом с пастырем и вместо пастыря оставлен вам я, но ничего для вас вредного не совершу, хоть вижу всех убиваемых и на землю несчастную падающих — и спешу на помощь. Ибо если оберегает милосердие Божье — воскреснут и мертвые, и Бог в них восславится, но если раб действительно любит своего господина, то, видя его в позоре, в пренебрежении, не сочувствует ли он сердцем? И, если другого ничего не может сделать, не выкажет ли он свою поспешность в том, что не сможет видеть столько унижений и бесславья своего господина? Вы же все, сколько вас есть, душу имеете человеческую и еще не совсем звероподобны: если видит, чей дом огнем занимается и когда он совсем уже гибнет, не со рвением ли обеими руками поднимется и спешит, стараясь загасить огонь и пламя? Как же я, не один лишь дом видя, но весь город, не только город, но и окрестности его горящими, полностью сожженными, и не как от огня дерево, но от пламени погибающих, — то не восскорблю ли душою и, насколько есть силы во мне, не попытаюсь ли загасить пламя? Что же это за пламень? Скажите вы мне: не тот ли, которым вы наполняетесь, когда пьете вино и мед или иные напитки безмерно, так что будто от злого огня выгораете? Таков по рождению хмель: согревает и разжигает нутро, как будто душу уничтожающее пламя. Пьяницы ведь царства Божьего не получат — и не так ли уж ясно, что всякий пьяница погибает: и от Бога они отгоняются, и в негасимый вечный огонь посылаемы. Я же, поверьте мне, ужасаюсь, раздумывая, как в вас бесы ликуют и Сатана торжествует в вас и радуется пьянству, чтимому вами; все будто богом неким захвачены им, и детям своим вы велите поклоняться пьянству. И тот лишь считает праздник славным, когда все лежат, будто мертвые спьяну, как идолы, — с разверстыми ртами, но языками безгласными, с очами открытыми, но не видящими, с ногами, которые не могут ходить. Кто по достоинству вас оплачет, столь горестно от пьянства гибнущих? Нет человека несчастнее пьяницы: пьяница жизни своей лишается — для загробной жизни он больше чем умер, но жизни и там не сподобится! О вас хотел бы услышать, как Бог говорит, что «не пребудет Дух мой в людях таких», — так как плоть лишь у пьяниц там, где должен быть дух; дым отгоняет пчел, а пьянство Духа Святого прогонит; пьяница — весь из плоти, весь пороков исполнен и нечистот, пьяница ни о каком благе не помышляет. Боюсь я, верьте мне, что крещенье угнетается вашим пьянством, ибо крещенье святое на святыне основано, в пьянице же святыни нет никакой. Я рыдаю и плачу оттого, что больше Христа вам угоден дьявол, ибо ему доставляете радость. Когда вы упьетесь, тогда вы блудите и скачете, кричите, поете и пляшете, и в дудки дудите, завидуете, пьете чуть свет, объедаетесь и упиваетесь, блюете и льстите, злопамятствуете, гневитесь, бранитесь, хулите и сердитесь, лжете, возноситесь, срамословите и кощунствуете, вопите и ссоритесь, море вам по колено, смеетесь, крадете, бьете, деретесь и празднословите, о смерти не помните, спите много, обвиняете и порицаете, божитесь и укоряете, поносите, — ну как же святому крещенью не тужить из-за вашего пьянства? Да и плясунья женщина — сатанина невеста, супруга дьяволу: когда любой мужчина глядит на такую жену, для мужа ее непристойно то и бесстыдно; образ Божий нося на груди, с женою своею в пляске сойтись! — и вы еще входите в церковь! Так скажите же мне, как вы Бога восславите? Ведь ясно, что пьяного, смрадом рыгающего, Бог так же не любит, как сами гнушаемся мертвого пса мы смердящего. Горе мне! горе мне! как допустил все это Господь Бог в дни, в какие не ждал я, что увижу людей, чтящих деяния беса — и совсем того не стыдящихся, но даже гордящихся! Прекратите, братья, проклятое пьянство, ибо на радость нам дал Бог напитки, а также в угодное время, а не на пьянство. Горе мне! горе мне! зачем Бога, создавшего вас, покидаете и предаетесь пьянству, которое идолов хуже? Скажите мне: чем отличаетесь вы от неверных, когда напиваетесь до опьянения? Они ведь служат созданию, а мед — что такое, не есть ли создание Божье? И говорите: «Тогда только праздник хорош, если на несколько дней мы упьемся!» Подумайте сами, что говорите: ведь, отвлекаясь от праздника, дьяволу вы угождаете! Как очерствил Сатана вашу душу! Но зачем так много я говорю? Покайтесь! откажитесь от такого веселья, что велит напиваться по праздникам, и восплачьте, каясь в ваших излишествах, не то затворится небесное царство. Если, покаясь, не оставите подобных поступков, то будут вас мучить бесконечное время в негасимом огне! Богу нашему слава и власть с Отцом и с Духом Святым и теперь, и всегда, и во веки веков. Аминь.

 

 

Среди древнерусских поучений, адресованных простому люду, не искушенному в книжной премудрости, особое место занимают краткие увещевательные «Слова», направленные против языческих пороков в среде ранних славянских христиан. Произнесенные на понятном разговорном языке своего времени, русскими по рождению людьми, в своеобразной поэтической форме, лаконично и в народном ритме, они затрагивают нравственные проблемы общего значения и до сих пор сохраняют свою художественную ценность. Их особенность — почти в полном отсутствии цитат из Священного писания, что так характерно для торжественного красноречия, и в той системе эмоциональных доказательств, которые диктуются простой и понятной житейской мудростью умудренного опытом человека.

Слова об излишествах и об языческих клятвах приписываются новгородскому игумену Моисею, умершему в 1187 году; они публикуются по пергаменному сборнику XIV века — ГИМ, Хлудовское собрание, 30-д, в издании: Соболевский А. И. Материалы и заметки по древнерусской литературе. — Известия ОРЯС, т. XVII, кн. 3, с. 77—80 (СПб., 1912).

Слово против пьянства приписывается Григорию, жившему в конце XII века, которого рукописи называют философом (мудрецом). Согласно традиции, его считают епископом Белгорода — городка под Киевом; в домонгольской Руси такой епископ считался вторым в церковной иерархии лицом и обычно заменял митрополита в его отсутствие — это случалось довольно часто и подолгу. В Слове содержится несколько мест, показывающих. что Григорий воспользовался таким случаем и произнес свое непритязательное слово перед прихожанами знаменитой Софии киевской. Издается оно по публикации: Соболевский А. И. Два русских поучения с именем Григория. — Известия ОРЯС, т. XII, кн. 1, с. 254—258 (СПб., 1907).