Повесть о старце, просившем руки царской дочери

Повесть о старце, просившем руки царской дочери — один из наиболее ранних памятников русской беллетристики (светского сюжетного повествования). В основе П. лежат два популярных фольклорных сюжета: новеллистическая сказка о женитьбе на царской дочери (ср. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка. Л., 1979. № 862-Аарне-Андреев, *8411) и волшебная сказка о духе в бутылке (№ 331). В П. рассказывается, как некий старец был смущен словами Евангелия от Матфея: «Толците — отврьзется вам, просите — дастъся вам, ищете — обрящете». Он добрался до царских врат и толкнул дверь; царь пустил его. Обрадованный подтверждением первой части евангельских слов, старец просит царя дать ему дочь в жены. После однодневного размышления царь не отказывает старцу в его просьбе, но предлагает добыть сперва «камень драгый самоцветной». В пещере мертвого отшельника в Лукоморье старец находит стеклянный сосуд, в котором «нечто борчит, акы муха». В сосуде оказался бес, запечатанный положенным сверху крестом (мотив, встречающийся и в житийной литературе). Старец согласился выпустить беса из сосуда, если тот пообещает ему добыть из моря драгоценный камень. Бес, ставший огромным, бросился в море, вынес камень и отдал старику. Испытание, задуманное старцем, тем самым как будто заканчивается; евангельские слова подтвердились; но П. этим не заканчивается — она продолжается в соответствии с сюжетом волшебной сказки. Старец спрашивает беса, может ли он опять уменьшиться, чтобы залезть в сосуд, — бес уменьшился и вскочил ему на ладонь; старец снова запечатал его крестом. Конец П. оказывается неожиданным для читателя. Верный обещанию царь, получив от старца драгоценный камень, соглашается отдать ему свою дочь, но старец отказывается: он хотел только проверить верность евангельских слов. Он оставляет царю и драгоценный камень, и дочь и возвращается в пустынь. П. дошла до нас в нескольких редакциях. Древнейшая ее редакция — краткая (по классификации Н. Н. Дурново) — сохранилась в единственном списке ГПБ, Соф. собр., № 1478, составленном не позднее 1-й трети XVI в.; наиболее вероятная дата написания П. — кон. XV в.

Фольклорное происхождение предопределило ряд стилистических особенностей П. В отличие от большинства письменных памятников того времени в П. действуют анонимные персонажи, не претендующие на историчность. Речи действующих лиц лаконичны и непосредственно связаны с действием. «Царю господине! есть у тебя дщи — дай ми ее!», — просит герой П. — старец. «На утрие ответ дам ти, старче», — столь же лапидарно отвечает царь. «Дщи твоа тебе, и камень драгый тебе», — заявляет старец в заключение П. Необычное поведение старца — его сватовство к царской дочери — в краткой редакции в соответствии с принципами сказочной поэтики никак не мотивируется. Все это никак не соответствовало дидактическим принципам обычных в духовной литературе «полезных повестей».

Дальнейшая судьба П. предопределялась ее литературным своеобразием. От XVI в. кроме Софийского не дошло больше ни одного списка П. Две последующие редакции — обычная и сводная — относятся к XVII и следующим векам; пространная редакция представлена только списками XIX в.; в XIX в. был записан также ряд устных версий П.

Редакторы XVII и последующих веков пытались устранить необычные черты П., усилить этикетные черты и придать ей традиционный учительный, дидактический характер. Они дали имена анонимным героям: в обычной редакции старец стал именоваться «преподобным Варлаамом», царь — Феодосией, и даже бес получил имя Телокх (или Геяокх). Получило разъяснение и странное сватовство старца к царевне: в обычной редакции царь выражал удивление по этому поводу: «Искушавши мя, что сия глаголеши, яко неудобно есть чернецу женитися»; в сводной и пространной редакциях старец тут же цитирует Евангелие, лишая тем самым сюжет его загадочности и занимательности. В краткой редакции бес, как и положено в сказке, был одурачен; в обычной редакции он заранее догадывался, для чего старец (уже получивший сокровище) просил его уменьшиться: «Что мя искушавши, старче? Хощеши мя опять в корчагу сию вогнати?», — спрашивает он и тем не менее, хотя и постепенно, засовывая руки, ноги, голову, влезает в корчагу. «Старец мя обманул и в корчагу по пояс уже посади», — замечает бес, но продолжает влезать. В пространной редакции была сделана даже попытка справедливого разрешения коллизии между сдержавшим свое обещание бесом и коварным старцем: вернувшись в пустынь, старец обращается с молитвой о прощении заточенного беса: «Аз, грешный, ...кляхся ему свободити его, но и он, прелестник, ... клятву свою не преступил, а я того беса в ковчеге паки загородил...». Ходатайство старца возымело действие. «...услышана бысть молитва твоя перед богом», — сообщают ему.

Вопрос об авторстве и о месте создания П. также не исследован.

Изд.: Дурново Н. Н. Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной русской литературе. Ч. 3. Повесть о старце, просившем руки царской дочери // Древности. Труды Славянской комиссии Московского археологического общества. М., 1907. Т. 4, вып. 1. С. 103—152, 322—326; ПЛДР. Конец XV — начало XVI в. М., 1984. С. 48—51; Коммент. С. 674—675.

Лит.: Дурново Н. Н. Повесть о старце, просившем руки царской дочери // Новый сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского. СПб., 1905. С. 344—357; Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970. С. 361, 375—376, 384—385; Демкова Н. С. Принципы сюжетной организации текста в повествовательной литературе XVII в. // Вопросы сюжета и композиции. Межвузовский сборник. Горький, 1984. С. 33—41.

Я. С. Лурье